Коллектив авторов - На своей земле

В Нарнии у Сьюзен была лошадь, которую она нежно любила, та, которую она бросила в лесу во время охоты за белым оленем — но то, как двигалась под ней эта стройная буланая кобыла, топча врагов и уходя от ударов… Сьюзен могла бы влюбиться и в неё тоже. Всаживая очередную стрелу в огромный уродливый череп орка, Сьюзен решила, что назовет свою лошадку Пионом.

Посреди поля битвы умер король людей. Исчез повелитель теней. Хоббит и женщина рухнули наземь.

Когда Эомер обнаружил мертвым своего дядю, то сделался застывшим, царственным, опустошенным. Когда он нашел свою сестру, то упал рядом с телом Эовин, как если бы сам был убит. Сьюзен услышала этот звук — сквозь лязг оружия и крики сражавшихся — и повернула в сторону свою верную кобылку.

Эомер стоял на коленях. Эомер был королем, но его сестра была распростерта на земле рядом с ним, и он не видел ничего больше. Сьюзен, впрочем, посещала курсы первой помощи. Она знала, как проверить дыхание, что и сделала — и Эовин дышала.

Эомер всхлипывал, злые слёзы текли по его лицу — у Сьюзен ушли годы на то, чтобы позабыть, как такие же рыдания вырывались из её собственной груди.

— Она жива, — сказала Сьюзен. Она схватила Эомера за руки, а затем за плечи. Встряхнула его. — Она жива, — повторила она.

Они победили в битве. Они, в конце концов, победили в войне — хотя Сьюзен и Эовин обе просидели в это время без дела. Сьюзен читала всё, что нашлось в дозволенных ей разделах библиотеки Минас Тирита, пытаясь выяснить, где она очутилась и когда, слышали ли здесь о Нарнии или об Англии, и как ей попасть домой. Когда Эовин достаточно поправилась, чтобы вставать с постели, часть времени она проводила на стенах, всматриваясь вдаль, но куда больше времени сидела за книгами рядом со Сьюзен, слушая её разговоры о платяных шкафах, арках и лесных озёрах.

Они ничего не нашли, но Сьюзен не находила ничего и в Англии. Эовин читала вместе со Сьюзен, рассматривая старинные истории — и возможности. Сьюзен помогала ей в палатах исцеления — Эовин, похоже, либо пыталась отплатить свой долг здешним целителям, либо просто полюбила эту работу. Сьюзен же открывала каждый шкаф и шкафчик, какие только нашлись в палатах.

Сьюзен приходила на все советы и собрания, куда только могла, в качестве никому не известного, но доверенного друга благородных союзников. Таких советов было немного, и она слушала больше, чем говорила, но когда Сьюзен высказывала предложения — они оказывались полезными. Её приглашали ещё.

Сьюзен выезжала на прогулки — так, чтобы иметь возможность пройти под каждой аркой в Минас Тирите. Когда другие люди, не Эовин, спрашивали ее об этом, она говорила, что питает слабость к архитектуре. Эовин не спрашивала, но Сьюзен объяснила ей:

— Просто на всякий случай.

В книгах, которые Сьюзен прочитала в поисках Нарнии, она нашла легенды о говорящих деревьях, о деревьях, способных ходить. Она затосковала по дому с такой же силой, как тогда, когда Мерри рассказывал о зеленых полях и спелых ягодах, о детстве. Она спросила Эовин об этих легендах, о лесе Фангорн, и Эовин рассказала ей всё, что знала. Она спросила Арагорна (ведь короли никогда не пугали Сьюзен, ту, кто некогда запускала руки в гриву Аслана), и он сказал ей поговорить с Мерри.

— А, да конечно, — сказал Мерри. — Древобород отличный старик. Но ужасно разговорчивый.

К Эовин пришла любовь. Когда она выходила замуж за Фарамира на высоких стенах белого города, Сьюзен плакала — потому что это было прекрасно, потому что Эовин улыбалась по-настоящему, а Сьюзен боялась, что этого никогда уже не случится. Она плакала, потому что спрашивала себя: как смотрелась бы в наряде невесты Люси, и как сияла бы ее улыбка.

После свадьбы, после того, как Фарамир освоился с обязанностями наместника, а Эовин — с обязанностями жены наместника, после того, как Сьюзен помогла Эовин назначить советников, после того, как Эовин взяла в руки счеты и научила Сьюзен немного разбираться в бумагах и налогах — прежде это всегда была вотчина Эдмунда и Люси — Сьюзен собрала чемодан.

Эовин застала ее за сборами, когда она скатывала рубашки и складывала носки, как её когда-то учила мать. Эовин закрыла дверь и опустилась на жесткий матрас, по которому были разбросаны вещи Сьюзен.

— Здесь не хватает платяных шкафов? — спросила Эовин голосом холодным и резким. — В один прекрасный день ты просто исчезнешь. В один прекрасный день ты шагнешь сквозь одну из этих вещей и не вернешься, и я никогда не смогу точно узнать, что же с тобой сталось.

Сьюзен продолжала собираться: сложила шарф, втиснула в свободное пространство пару перчаток.

— Я просто ищу дом.

— Так создай его! — Эовин сидела совершенно неподвижно, сложив руки на коленях. — Не всегда можно вернуть то, что мы потеряли, Сью. Иногда взамен мы получаем нечто новое. А иногда мы слишком заняты, тоскуя об утраченном, и не замечаем того, что у нас уже есть.

— Что ты вообще знаешь об этом? — с негодованием спросила Сьюзен.

— Я видела, как моя мать зачахла от горя, — сказала Эовин, и Сьюзен, которая уже поднялась, чтобы уйти, вдруг поняла, что не может отвернуться. — Это была медленная смерть, смерть ужасная, и я тогда сказала себе: со мной никогда этого не случится. Когда мне придет время умирать, я буду сражаться до последнего.

— Звучит здраво, — заметила Сьюзен.

— Недавно я научилась кое-чему, — сказала Эовин. — Я по-прежнему не желаю умереть тихо, но прежде я хочу жить.

— И я хочу жить! — воскликнула Сьюзен.

— Ты хочешь сбежать. Всякий раз, когда ты пытаешься найти одного из тех, кто… это не то же самое.

Сьюзен опустила взгляд на свои практичные туфли. Они были красивыми, потому что Сьюзен любила все красивое; не будем судить её. Это были хорошие туфли, прочные и надежные, потому что никогда не знаешь, когда именно найдешь то, что искал.

— Я собираюсь встретиться с деревьями, о которых говорил Мерри, — сказала она. — В моей Нарнии жили деревья, которые могли говорить. Мы звали их дриадами. Может быть, они знают что-то.

Эовин тяжело вздохнула.

— Не забывай писать. Мне это любопытно.

— Я не забуду.

— Ты же возьмешь Пион, правда? — спросила Эовин.

Сьюзен каждый день после битвы спускалась в стойла, расположенные за пределами белых стен, чтобы ухаживать и поупражняться с юной кобылой, которая несла её в бою.

— Мне кажется, что формально я её украла.

Эовин улыбнулась:

— Считай, что это был подарок.

Сьюзен никогда особенно не любила выезды на природу — надо было присматривать за Эдмундом, чтобы не съедал всё самое аппетитное из закусок и не рассказывал самые мерзкие из историй о привидениях; и за Люси — чтобы не залезала слишком высоко на деревьях в поисках птичьих гнезд и не отставала от всех остальных только потому, что остановилась потрогать шмеля. Но она пустилась в дорогу по роханским полям и въехала в лес Фангорн в обществе одной лишь Пион и густой, глубокой темной тишины, и чувствовала лишь умиротворенность.