Коллектив авторов - На своей земле

Когда первый энт выступил из теней и назвал себя, сердце подпрыгнуло у Сьюзен к горлу, а следом ушло в пятки. Огромный, дикий, покрытый мхом, с добрыми влажными глазами и движущимися пальцами-ветками — он был прекрасен. Но он ничем не был похож на дриад.

Энты ничего не знали о дриадах; но задавали ей много вопросов о своих женах.

— Они были не такие, как вы, — отвечала Сьюзен. — Они не были древесными женщинами… То есть женщинами-деревьями. Они, скорее, обитали внутри. Ивовые девы качались, девы сирени танцевали с моей сестрой…

Они созвали Энтомолвище — потому что кузины-дриады не были женами энтов, но всё же оставались семьей и давали надежду. Худощавые энты-осины и крепкие вязы обменивались скрипами и вздохами день и ночь. Сьюзен дремала, бродила вокруг и отстреливала на ужин кроликов, но в основном сидела и слушала. Скородум, по-прежнему нетерпеливый для энта, сидел с ней рядом и переводил каждый медленный скрип, стоило ей спросить.

Но перевести это было почти невозможно. Она вслушивалась в скрипы, в ритм голосов, в протяжные вздохи деревьев, которые иногда говорили о своем состоянии, а иногда — об оттенке солнечного света на их листьях. Она пыталась угадать, как строятся словосочетания и фразы, и проверяла их на внимательном Скородуме и изумленном Древобороде. Всё это обсуждение заняло бы годы. Сьюзен чувствовала, как груз лет уже начинает скапливаться в пальцах ног. Отойдя прочь от места совещания, она отыскала арку из ветвей под кустами сирени, через которую тут же прошла, и маленький круглый пруд, в который прыгнула — чтобы проверить, не помогут ли они ей исчезнуть отсюда.

Никто из собравшихся энтов так и не смог ничего поведать ей. Они просили Сьюзен рассказывать им истории, потому что они грезили об умирании уже сотни лет, и потому радовались, слушая о том, как крохотные саженцы-дриады гонялись друг за другом вокруг ствола своей матери-сосны. И она рассказывала им всё, что могла. Древобород брал её на свои долгие прогулки; ей с трудом удавалось не отставать от его самого медленного шага, и Пион верно трусила позади.

Сьюзен продолжала расспрашивать о грамматике, о произношении. Она продолжала вслушиваться в скрипы, которыми энты обменивались между собой, замечать, как понижение тона обозначает вопрос. Она смотрела. Слушала. Когда-то давно — помнила она — лев сказал ей, что следует искать магию в её собственном мире.

Сьюзен прошагала через мили обугленных пней — до самой затопленной долины, где прежде обитал Саруман. Она пинала груды пепла и отчищала потом свои красивые туфли. Она передала пачку писем для Эовин одному из роханских всадников, которые оставались там, охраняя руины. Она бросала камни в мутную воду, а потом прошагала мили обратно, к дому Древоборода в пещере.

— Теперь, после Хельмовой Пади, они знают, что вы — настоящие, — сказала она Древобороду одним неспешным вечером, сидя в его ветвях. — Но они по-прежнему говорят о вас, как о легендах.

— Мы — настоящие. Но мы и легенды тоже, маленькая королева, — пророкотал Древобород. — Хумм, — добавил он. — Так же, как и ты.

— Нет никого, кто говорил бы от вашего имени, — сказала она немного неуверенно. — Они знают достаточно, чтобы бояться вас, но они не имеют понятия, чего вы хотите, что вам нужно.

— Волшебники говорят за нас, — ответил Древобород.

— Ну да, — хмыкнула Сьюзен, — и они, похоже, не очень-то справляются со своей работой.

— Волшебники — не люди.

— Я тоже.

Древобород издал вздох, похожий на порыв ветра. Сьюзен заговорила слишком быстро и не дала ему закончить мысль.

— Их мысли заняты многими заботами. Судьбами миров.

— Я могла бы говорить за вас, — предложила Сьюзен. — При дворах — в Эдорасе, в Минас-Тирите. Ваши леса могли бы находиться под защитой закона. У вас могли бы появиться союзники против орков.

— Великодушное предложение, но поспешное, думается мне.

— Гондор отправляет своих посланников по всему миру. Теперь, когда Мордор пал, когда трон занял Арагорн, они отправятся ещё дальше. Они могли бы поискать жён энтов, — сказала Сьюзен.

— Хууммм, — негромко прогудел Древобород, а затем созвал ещё одно Энтомолвище, чтобы выдвинуть её в качестве представителя энтов среди людей. За все века энты ещё не собирались так часто, как сейчас, но вот что бывает, когда позволяешь маленьким торопливым людям забредать в твой лес с невероятно удачными идеями.

Сьюзен проводила каждую весну в залах Фангорна, усыпанных лесными цветами. Пион радостно хрустела свежими зелеными побегами — это было ее любимое время года.

Жарким летом Сьюзен уезжала в Рохан; выезжала Пион, спорила с Эомером, пила вместе с воинами и гладила дружелюбных собак. Она вытаскивала сомневающихся советников из дворца и знакомила их со Скородумом, который любил незаметно подкрадываться, притворяясь деревом, и удивлять их.

Осенью она шагала по улицам Минас-Тирита, глядя, как изящные деревья в вазах сбрасывают листья и осыпают ими улицы. Она отыскивала союзников для энтов и рассказывала людям о жёнах энтов, прося их в своих странствиях смотреть повнимательнее.

Когда Сьюзен впервые увидела там Арвен, она позабыла, как дышать. Она слышала, что говорят об Арвен люди — красавица с волосами, как вороново крыло, милостивая королева — и иногда даже верила им. Но теперь она понимала — глядя, как Арвен движется, подобная лучам лунного света, — что самой Сьюзен никогда не стать такой, как она.

Зимы же принадлежали Эовин. Сьюзен седлала Пион и скакала — через отстроенные заново мосты — в Итилиен, где можно было свернуться в клубочек в её уютных комнатах и пережидать снегопады. Фарамир, как обнаружилось, не мог устоять перед её фирменным рецептом горячего шоколада — в точности, как Эдмунд когда-то.

Она не прекратила заглядывать в платяные шкафы. Она открывала дверцы, раздвигала тяжелые шубы, пропахшие нафталином, и касалась прочных деревянных стенок. Она убеждала себя, что разочарована, когда её пальцы касались дерева.

На советах, куда Сьюзен приглашали, она держалась тихо, пока не находила, что сказать. Она не принадлежала ни к одному королевству, кроме разве что лесов, — так заявляла она сама — и потому некоторые тайны ей не могли раскрыть. Но это была новая эпоха, эпоха мира, а у нее не истощались удачные идеи.

Три четверти года, когда она не хмурилась над бумагами у теплого очага Эовин, Сьюзен писала ей письма. Они писали друг другу всё о своей жизни — о своих обязанностях и удовольствиях, о страхах, о детях Эовин и об учениках, которых Сьюзен наставляла в том, как разговаривать с деревьями.

Однажды Сьюзен откроет платяной шкаф, отведя в сторону пахнуший нафталином мех, и морозный зимний ветер кольнет ее пальцы. Иногда ей это снилось. Свет фонаря, пробивающийся через тяжелые шубы. Дыхание, застывающее паром в холодном воздухе. Высокий, взбудораженный голос Люси — именно это всегда заставляло её просыпаться: смеющийся голос её сестры.