Коллектив авторов - На своей земле

Она бежала до тех пор, пока не пришлось перейти на шаг, а затем шла до тех пор, пока не завидела вдалеке скопление развевающихся знамен, шатров и пасущихся лошадей. Она дождалась темноты, а затем пробралась в лагерь. Отыскала покинутый шатер с припасами, позаимствовала оттуда немного более подходящей одежды и собрала свои длинные темные волосы под капюшон.

Как только Сьюзен, прокладывая себе дорогу через скопище войск, заметила Дернхельма, она всё поняла. Как только Эовин увидела молодую женщину в краденой униформе, идущую сквозь толпу роханских мужчин, она поняла тоже. И двинулась наперерез.

— Эй, — сказала Эовин. — Не против поужинать у моего костра?

Эовин не спрашивала её, почему она оказалась здесь. Она думала, что здесь всё понятно — думала о птичьих клетках, о руках, закованных в шёлк и ласку, о мозолях от меча, которые ей приходилось завоевывать украдкой всю её жизнь.

Когда утром Сьюзен замялась, пока все прочие, как один, запрыгивали на спины лошадей, Эовин отыскала для неё коня. Эовин и сама замялась, передавая Сьюзен поводья, но та взяла их и вскочила в седло столь же проворно, как если бы провела годы верхом. Эовин не была уверена в этом, но, возможно, эта женщина тоже была рождена среди рохиррим.

Сьюзен не узнавала имен, которыми они пользовались — ни мест, ни народов, ни полков. Их речь не была похожа на тельмаринскую. Ни одна их лошадь не разговаривала, но, в конце концов, они лишились этого дара и в Нарнии, ко временам Каспиана. (Она вспомнила Люси, с дрожащим подбородком, которая изо всех сил старалась не плакать над умолкнувшими деревьями).

Здесь рассказывали о гномах — но не о фавнах, сатирах или великанах; упоминали о волшебниках — но не о ведьмах; говорили об эльфах, которых в её Нарнии не бывало, и которые совершенно не походили на крохотных веселых сапожников, которых она встречала дома в детских сказках. Невысокий парень, которого все называли полуросликом (а ещё — Мерри) следовал по пятам за женщиной, которая называла себя Дернхельмом; Сьюзен разглядывала его босые волосатые ноги и спрашивала себя: где же, черт побери, она оказалась.

Войско продвигалось дальше по степи, земля делалась всё более и более ровной, а люди становились то мрачнее, то веселее и громче. Сьюзен разузнала всё, что могла, о том, какое дело ведет их: призыв от союзника, белый город на холме, черный враг, стягивающий силы. Ей был знаком этот род решимости — род отчаяния; раз или два ей самой доводилось держать последний рубеж. Эти люди не надеялись выбраться оттуда, и бледная женщина, скрывающая свой пол, рядом с которой Сьюзен ехала день за днем, не надеялась выжить. Маленький человечек, укрывавшийся у Дернхельма под плащом, мог ещё не понимать этого, но Сьюзен была уверена.

Она не собиралась здесь умирать. Она собиралась сбежать, как только они подойдут ближе. Ей ещё нужно было найти свой дом.

— Кое-кто однажды сказал мне: ужасны те битвы, в которых сражаются женщины, — как-то поздней ночью проговорила Сьюзен. Она скривилась и добавила: — Любая битва ужасна.

— Но мы должны сражаться, — сонно отозвалась Эовин. — Ради славы. Чести. И без нас им не обойтись.

Сьюзен высунула подбородок из-под одеяла, впуская внутрь порыв холодного воздуха, чтобы лучше получалось разглядеть звёзды.

— Моя сестра была целительницей. У неё был флакон… подарок от одного старого… — она запнулась, — волшебника.

— Где сейчас твоя сестра? — спросила Эовин.

Сьюзен хотела сказать: «Она уехала далеко-далеко». Сьюзен хотела сказать: «А с ней мои братья, родители и кузен». Сьюзен хотела сказать: «Я собираюсь найти их, я собираюсь попасть домой».

Звезды ярко сверкали над ними в кромешной темноте неба. После крушения поезда в её квартирку, которую она едва сумела себе позволить, поступил звонок от властей. Её не просили опознать тела — не потому, что это можно было бы перепоручить кому-то ещё, но потому что поезд смяло в лепешку, когда он сошёл с рельсов, потому что огонь охватил его остов, потому что не сохранилось ничего, что годилось бы для опознания.

— Она мертва, — сказала Сьюзен небу, полному звёзд, которых она никогда не видела раньше — ни в своем родном мире, ни в Нарнии. — Они все мертвы.

«Мои братья, мои родители и мой кузен».

— Пусть ваши праотцы примут их во славе в своих чертогах, — прошептала Эовин.

— Они уже там, — произнесла Сьюзен и плотно зажмурила глаза.

«Я собираюсь найти их, я собираюсь попасть домой».

Сьюзен прерывисто вздохнула.

— Тот… волшебник подарил мне лук. Но Люси… она всегда была лучшей из нас. Она могла спасать людей, она так и поступала, и…

— В этом году мы лишились моего кузена, — сказала Эовин. Они обе говорили так осторожно, что едва тревожили тишину дыханием. — Мы выросли вместе. Теодред был мне как брат. Я помогла дяде похоронить его. А он… после этого он отослал моего родного брата. Прости, просто я… Я хочу сказать: я знаю, каково это — скучать по кому-то.

И пока Сьюзен уплывала в сон, Эовин продолжала негромко говорить, рассказывая истории о Теодреде, о том, как они вместе росли в стенах Эдораса, сложенных из грубого камня. О степях в весеннем цвету. О первом жеребенке, которого приручил Эомер.

Следующим утром, когда они вновь ехали бок о бок, Сьюзен рассказывала о Люси, о хитрой дипломатии Эдмунда и о том, как Питера тянуло посоперничать во время охоты.

Мерри говорил о Шире, о зеленых полях, озорных детях и мирной поре, и Сьюзен скручивало внутренности от жестокой тоски по Англии. Он говорил о сплетнях, докучливых соседях, о пристойности и пухлых, гостеприимных дамах, обожающих перемывать косточки, и тоска Сьюзен становилась слабее.

Эовин рассказывала им о проделках, которые учиняли молодые люди в Эдорасе, о девушках-гусятницах, отгонявших волков камнями, пушенными из рогаток, о сытном рагу и дружелюбных псах. Пока Мерри тихонько похрапывал у неё под подбородком, она рассказывала про лес Фангорн — о том, как потерялась там в детстве и ей мерещилось, будто она слышит разговор деревьев.

Они были уже достаточно близко к битве, чтобы сон Эовин сделался беспокойным, и она ворочалась, будила Сьюзен, а затем шептала за это извинения. Они были достаточно близко, чтобы Сьюзен могла различить белое сияние Минас Тирита, хотя силы осаждающих были по-прежнему не видны за складками холмов.

На следующий раз, когда Эовин принялась метаться во сне и разбудила Сьюзен, она повернулась к Эовин.

— Мне нужно найти лук, — сказала она.

Сьюзен была в гуще боя, когда Эовин сразила повелителя Назгулов — с помощью Мерри и его маленького кинжала. Сьюзен посылала стрелы в орков и погонщиков олифантов, направляя лошадь движениями икр и пяток и всем весом своего тела.