Коллектив авторов - Бесконечная история

Он покосился в зеркале на хозяйку и затормозил.

— Вы делаете ошибку, — только и сказала она на прощание.

Леон посмотрел на мой рисунок и вздохнул.

— Обещай мне никогда больше так не делать, Веспер. У тебя любое изображение превращается в какую-то непристойность и вызов геометрии. Почему не купить фотокамеру? Сейчас выпускают очень хорошие, маленькие, весят немного. И проявлять пленку научишься, ничего сложного. А эта птичка мне еще долго будет сниться.

— Главное — экспрессия, разве нет? — Я достал из кармана второй лист бумаги. — Здесь точная копия, рисовал не я. Извини.

— Ублюдок несмешной, — беззлобно огрызнулся он и пошел к книжным полкам.

Леон держал салон, где любой желающий мог наколоть себе что угодно куда угодно. В основном просили розу на предплечье. Или череп со скрещенными костями. Убогость человеческой фантазии его угнетала, потому что Леон знал о татуировках все. Он фотографировал, зарисовывал, отыскивал на барахолках редкие издания по теме. Почти уговорил меня как-то раз на «редкий символ», но я вовремя протрезвел.

— Это Третий Неуязвимый, — сказал, наконец, он, протягивая мне раскрытый журнал. — У отряда неофициальный символ был такой же орел, с кинжалами над крыльями. И девиз «До последнего». Ваша армейская мишура, никогда не понимал.

— Эй! — я поднял руки, защищаясь. — Меня уже пять лет как комиссовали.

— Прости. Так вот, осталось только узнать, сколько в городе ветеранов оттуда. Я бы на твоем месте прошелся по помойкам. Нищее братство должно быть в курсе.

— Обязательно.

Я пообещал как-нибудь еще заглянуть и ушел. Я успел навести справки о семье Голдберг и одно знал точно: покойный отец и муж отдавал свой долг стране именно в Третьем Неуязвимом. Так что верить словам миссис Г. не стоило. Возможно, она все-таки знала, в кого стреляла.

В ближайшем кафе я попросил разрешения позвонить. Несколько раз пришлось нажать на рычаг из-за помех на линии. Перебои со связью — верный знак, что на реке снова неспокойно.

Элиана Голдберг отозвалась сразу же.

— Мама очень расстроилась, — сообщила она. Я сумел удержаться от комментариев. — Запретила с вами общаться.

— Но вы общаетесь.

— Конечно! Я только…

Тут она замолчала, а я не стала торопить. Вряд ли бы мне понравилось.

— Я бы хотел посмотреть на место происшествия.

— Это можно устроить завтра. У мамы важная встреча в городе, Оскар на занятиях. В одиннадцать вам будет удобно?

— Вполне, — я попрощался и положил трубку.

Проводника я нашел в четвертом по счету баре. Он сидел за дальним столом в компании полупустой бутылки виски. Увидев меня, привстал и помахал рукой.

— Лейтенант! Живой и здоровый — приятное разнообразие по нынешним временам.

— Не люблю вспоминать об армии, ты же знаешь.

— А о чем здесь еще вспоминать? — он твердой рукой разлил виски и подтолкнул стакан ко мне. — Только не говори, что соскучился.

— Семья Голдберг. Ты о них что-нибудь знаешь?

Он задумался. Проводник знал все слухи в этом городе. Часть из них он распускал сам, за умеренную цену. А еще он когда-то лежал рядом со мной в лазарете и клялся, что если выживет, и обе ноги останутся при нем, то свалит к чертям отсюда и будет жить и не высовываться. Но старые привычки умирают трудно.

— У миссис Голдберг была интрижка пару лет назад. Поговаривают, ее сынок закатил страшную истерику, когда узнал.

— И она бросила любовника?

— Похоже на то, — он почесал кончик длинного носа: всегда так делал, если его что-то озадачивало. — Нам с тобой концепт родительской любви, как бы это сказать, чужд? Противоестественен? Но говорят, кое-кто действительно своих детей любит.

— Да у тебя комплексы.

— У меня нет денег на личного психолога, не могу позволить себе комплексы. Так, пьяное нытье. Но давай поговорим о тебе, друг любезный. За тобой полощется все та же тень, и меньше она с годами не становится. Где брат твой Кастор?

Обычно за такое я бью сразу. Но Проводник был там, видел то же, что и я. Тащил меня на себе до наших траншей. Поэтому я молча подвинул к нему опустевший стакан.

— Забавно, — сказал он, словно отвечая на мои мысли, — мы все и правда верили: вы приносите удачу. И что любопытно: стоило вас разлучить, и все накрылось. Слышал, сколько у нас отбили за прошлый месяц?

— Не задумывался. Так что там с миссис Г.?

— Еще более забавно, что ты не первый, кто о них спрашивает. Семья особо заинтересовалась этим делом, — сказал он. — Кажется, это наши клиенты.

— Ты уверен?

— Чувствую, — он пожал плечами, — никто не любит вспоминать о себе правду, особенно здесь. Но правда — такая сволочная штука, что лезет из тебя против твоей воли. Эта семейка смердит.

Пожалуй, он все-таки неплохо ко мне относился. От кого-то другого сказанное сейчас равнялось бы утверждению «Не суйся!» Но когда это я слушал предупреждения.

— Давно видел кого-нибудь из наших? — спросил я.

— Недавно и неохотно, — сказал он. — Я же отщепенец. Забавно — проклятье, привязалось оно ко мне, что ли!

— Попробуй «потрясающе».

— Иди на Флегры с такими советами. Ты никогда не думал, как жалко мы выглядим? Остальным не легче, признаю, но мы-то помним, кем были. А сейчас ничего не осталось: ни сил, ни ихора. А мы тужимся. Ладно — они, мы с тобой давно всех послали. Война нежизни с несмертью.

Я знал, что в таком состоянии его не заткнуть, просто сидел и слушал. Знакомые темы. Про войну («первый раз в жизни повел себя как честный дурак: увязался с вами. А ведь я был отличным снабженцем! Кто еще вам столько тушенки выбил бы?»). Про Семью («Убил бы. Всех»). Про будущее («Нет его. Мы заперты здесь и не выберемся ни-ко-гда»). Наконец он затих и усмехнулся.

— Вот так, лейтенант. А ты как развлекаешься в свободное время?

— Кроссворды разгадываю. В редакцию взяли нового кроссвордиста, по полдня сижу над его задачками.

— Например?

— «Самая бесполезная добродетель»?

Он посмотрел на меня совершенно трезвым и усталым взглядом.

— Верность, Веспер. Самое бесполезное, что можно здесь представить.

Когда я уходил, он спал на столе, подложив руку под голову.

Элиана Голдберг сама открыла дверь.

— Никого нет, — сказала она. — Мама вернется после обеда.

Она выглядела уже не такой напряженной. Может быть, из-за того, что была на своей территории.

— Это случилось в кабинете. Раньше он принадлежал отцу, потом мама стала решать дела там. Полиция сказала, все можно убрать, и, — тут она остановилась и глубоко вздохнула, точно воздух закончился на середине фразы, — и ковер уже вынесли. Но больше мы ничего не трогали. Мама тоже туда не заходит, предпочитает все делать в офисе.