Мария Токарева - Град разбитых надежд

— Да, так! Потому что это я!

— Ну, ты б еще корсет надел, — посмеивался Джоэл. Сам он перебрал несколько потрепанных рубашек и взял из них самую новую, светло-синего оттенка. Вместо сюртука плечи его покрывал привычный бурый жилет. Разве что парадные часы с золотой цепочкой покоились бесполезным грузом в нагрудном кармане: время синхронно отсчитывали хронометры на башнях. Часы тикали и на портике театра над восемью витыми колоннами торца.

— Между прочим, раньше были мужские корсеты. Чтобы как раз такие костюмы лучше сидели, — совершенно серьезно ответил Ли. Все-таки друг знал очень много забавных фактов о культуре прошлого Вермело. Но при этом не задумывался, что случилось в тот роковой период, когда вся эта отлаженная красивая жизнь пошла прахом.

Удивляло, что театр устоял. В отличие от Айгрежи, ему повезло сохраниться в первозданной красоте и после пришествия Хаоса. Возможно, поэтому его так оберегали и не жалели денег на реставраторов — как цельный символ прошлого мира, который с каждым новым годом угасания Вермело казался все более прекрасным, точно древняя сказка, очищенная от грязи бытовых проблем и людской мелочности.

Театр плыл старинной диковинкой на фоне перестраиваемых разномастных особняков. От главных ворот Квартала Богачей к нему вела прямая дорога, мощенная ровной плиткой, а не грубыми булыжниками. Раньше центральным зданием квартала считался королевский дворец, но после исчезновения в Хаосе несчастных Дальредов он стал Ратушей, местом, где принимались все решения, но закрытым для посещений просителей и зевак.

«И все же лучше бы эти деньги пошли на уличное освещение», — думал со смешанными чувствами Джоэл, рассматривая расписной фриз и скульптуры на фасаде. Вытянутое здание высотой не меньше четырех этажей сходилось аккуратными скатами зеленой крыши у самой кромки барьера, но не задевало его, точно ради этого храма искусства мифические маги сумели поднять призрачную завесу.

— О, вы уже здесь? — донесся раскатистый бас, и с высоких гранитных ступеней театра сошел совершенно незнакомый человек. Вернее, таким он показался на первый взгляд: напомаженный, надушенный, с аккуратно подстриженной бородой, в черном фраке к ним подошел Уман Тенеб.

Джоэл привык видеть Верховного Охотника в недешевой одежде, малиновом сюртуке и с золотыми запонками, но обычно к элементам роскоши добавлялся недовольный тон, синяки под запавшими глазами, а то и вовсе запах перегара после очередных «переговоров» с собственной совестью. Тайны повесившегося предшественника явно давили на Умана, но, похоже, не в этот вечер. Ныне он предстал подтянутым и словно обновленным.

— День добрый, Уман. Кого мы еще ждем? — помахал ему Ли, а потом ответил на крепкое рукопожатие.

— Конечно, Батлера и Энн! Как в старые времена, — рассмеялся Уман. — О, да вот и они. Вместе, как обычно.

«Но не так вместе, как мы все думали», — усмехнулся Джоэл, когда к ним подошли друзья.

— Мы опоздали? — с привычной виноватой улыбкой спросил Батлер.

— Ничуть, еще полно времени, — успокаивающе помахал ему рукой Уман, а потом по-свойски хлопнул по плечу. С Энн ограничился сухим приветствием. Она сама не шла на контакт, словно облаченная в незримый кокон серой пряжи.

Джоэл обменялся с ней понимающим взглядом двух чудом уцелевших, точно они оба остались в мире живых лишь наполовину после того, как заглянули за грань. Энн! Вот, кто разделял его тревогу. Вот, кто не верил, что они вновь вступают в эру покоя и процветания. Вот, кто тоже считал, что посещение театров и праздная болтовня — лишь отвлечение внимания лучших умов от того, что готовилось в городе. Возможно, прямо в эти минуты за стенами Ратуши.

Но Джоэл огляделся и не заметил и следа дирижабля или хотя бы стройки. Разве что уродливым скелетом среди многообразия роскошных домов вырисовывался черный остов сгоревшего особняка Бифомета Ленца. Его не трогали, не разбирали, не пытались сделать ремонт. Либо именно там скрывался дирижабль, либо даже богачи суеверно боялись того, что оставалось внутри. Но Джоэлу случилось однажды попасть за ограду, и ничего подозрительного он не обнаружил. Хотя, вероятно, тогда еще не знал, на что смотреть. «Ладно, немного верну себе прежнюю форму и наведаюсь туда, — подумал он. — Если Ли совсем обленится, пусть слушает свои оперы и читает либретто, а вот Энн меня наверняка поддержит».

Но Энн как будто тоже хотела просто повеселиться и отдохнуть. Она сменила свой извечный серый костюм охотницы на воздушное бирюзовое платье чуть выше щиколоток. Наверное, истратила на него все, что ей выплатили за потерю руки, обрубок которой ныне аккуратно скрывала легкая шелковая шаль, вышитая бисером.

— Ух, и скучища в Академии, — бойко что-то рассказывала Энн Уману и Ли. Батлер же шел немного отрешенно, задумчиво теребя бакенбарды, в которых появилось несколько седых ниточек.

Сразу после тайной женитьбы друг выглядел неестественно счастливым, пьяным от немыслимой радости, а теперь как будто постарел на несколько лет, словно что-то его тяготило. Хотелось надеяться, что это Батлера просто немного вымотала новая мирная жизнь — заботы о маленькой дочке, смена быта, открытие своего дела. С момента ухода из Цитадели они почти не общались, и в театр его, похоже, вытащила только неугомонная Энн.

— Батлер! — окликнул его Уман, когда компания входила в распахнутые двери театра и предъявляла билеты. — А почему ты без Иды? Неужели не нашли, с кем младенца оставить?

— Но ведь это места для охотников, — растерянно поглядел на латунную табличку Батлер.

— И что? Ты ведь тоже теперь не охотник. Я пригласил вас как старых друзей, — хохотнул Уман.

— Мы польщены, — сдержанно отозвался Батлер и отчего-то втянул голову в плечи.

— Пойдемте! Уже скоро начнется! — окрыленно возвещал Ли, влетая в широкие двери. — О да! Как я мечтал подняться по этой лестнице!

— Как дитя малое, честное слово, — рассмеялась Энн. — Ты точно уже выпускник академии, мальчик?

— Вы что же, не видите, как здесь чудесно? А эта роспись? А эти зеркала?

Конечно, внутреннее убранство театра поражало красотой и богатством, но Джоэл не ощущал ничего необычного. Да, они и впрямь поднимались по шикарной мраморной лестнице, устланной бархатистой ковровой дорожкой рубинового оттенка, а по стенам мерцали начищенные зеркала, отражавшие свет электрических лампочек. Давно же не приходилось погружаться в такую роскошь, разве что во снах, где он танцевал с Джолин в жутковатом имении. Но в таких видения всякая красота оборачивалась уродством.

— Великолепно! — срываясь то на возгласы, то на шепот, восхищенно отзывался Ли. Его восторг вызывали и позолоченные канделябры, и пухлые фигуры крылатых малышей, и расписной плафон зала. Изображал он некий сюжет из мифологии, символично прославлявший искусство. Все фигуры — вычурно красивые женщины и мужчины — танцевали или играли на различных инструментах, вокруг них вились лепестки цветов, и вся картина дышала весельем и покоем. Настоящим весельем, которое умели испытывать люди до пришествия Хаоса, до тех времен, когда после любого праздника могли последовать поминки из-за очередного превращения, которое для охотников оставалось лишь унылой частью работы.