Мария Токарева - Град разбитых надежд

Рассказы обеих женщин совпадали в своих страшных бесхитростных описаниях. Схожие детали жизни в секте не допускали сомнений и придумок. Джолин поведала, пожалуй, больше, чем Ида, поразив Джоэла внезапной прямотой, хотя он даже не просил описывать в красках пытки.

— Я знаю, все знаю, не вспоминай, не терзай себя, — оправдывался Джоэл, укутывая Джолин в одеяло. — Значит, ты свидетель того, что там творилось, как и Ида.

— Да.

Снова безраздельная тоска кусала сердце жадным зверем. Воронка в небе не возникала, но Джоэл отчетливо слышал, как к ней устремляются новые и новые души. И он тоже летел куда-то в бездну. В пропасть ответов. Знаний, которые не помогали противостоять Змею, а лишь умножали скорби и тревоги. Джоэлу чудилось, будто в эти самые мгновения ему вручают гигантский тяжелый ключ на цепи, которая давит на шею и душит, при этом никто не трудится подсказать, какую дверь должно открыть. Вопросы находили ответы, но новая правда о Джолин лишь усиливала было утихшие метания духа, не говоря, как излечить и ее, и Иду. Снова сердце колотилось на уровне горла, гулко отдавало ударами молота о наковальню в висках.

— Поэтому ты не могла уйти от Зерефа? — заключил Джоэл, но говорил больше, чтобы услышать звук собственного голоса, продравшийся сквозь гул и гомон кипящей в голове крови.

— Я хотела… сначала я хотела вместе с ним вывести на чистую воду тех, кто спонсировал эксперименты и участвовал в оргиях, — громко и ясно ответила Джолин. — Но когда он начал издеваться надо мной, я хотела только уничтожить его. Революционеры тоже ничем не лучше. Они думают, что можно просто так выйти в Хаос. Достаточно убить правительство. И все. Но это неверно!

— Джолин… Зереф тоже был частью секты? — уточнил Джоэл. Он предположил, что и нежеланный ребенок получился в результате одной из оргий.

— Нет, он скрывал меня потом, после пожара, — отрицательно покачала головой Джолин. Что делали с Джолин до встречи с пекарем на оргиях секты, думать совершенно не хотелось. В любом случае, Джоэл ни в чем не обвинял любимую, как и Батлер свою Иду. Теперь их, пожалуй, как никогда роднило общее горе.

— А что стало его причиной? Ты знаешь?

— Не знаю. Знаю обо всем не больше Иды, — дернулись обнаженные плечи Джолин.

— Значит, и тебе вкалывали те первые стимуляторы?

— Да.

— Проклятье… а ночью, ночью тебе не кажется, будто ты не в своем теле?

— Нет. Я не помню свои сны, — помотала головой Джолин, обхватывая голову руками. — Вы находите вот таких химер. Но я ничего не помню.

— Это неважно. Все будет хорошо, обещаю!

Он хотел бы и поклясться, но хватало и множества бесполезных невыполнимых обещаний. Впервые за долгое время Джоэл ощущал себя потерянным в темноте ребенком, который лишь на словах способен угрожать полчищам незримых монстров, скалящимся из каждого угла, из потаенных чуланов расколотого прошлого.

— Ну, вот, Джо, теперь ты все знаешь, совсем все.

Джолин резко села на кровати, потом встала и принялась поправлять простынь, собирать с пола одежду. Будто торопилась уйти или избегала смотреть в глаза. Джоэл не пытался узнать больше, чем уже узнал. Не выдержали бы они оба. Теперь он просто разглядывал прелестный стан Джолин, ее округлые бедра, налитые небольшие груди, которые он еще недавно жадно целовал, наслаждался плавностью ее движений, прямотой достойной королевы осанки.

«Значит, теперь ты называешь себя горничной. Не девчонкой из трущоб. Уже более правдоподобно. Хотя… Девчонка из трущоб, у которой родители обратились в сомнов, потом горничная в секте, потом приемная дочь Зерефа. Вроде бы все логично. Так почему я все равно не верю? Ладно, Джолин, называй, как хочешь. Это уже неважно. Важно то, что ты призналась, что тоже не совсем человек, как и Ида. Как и я, — подумал Джоэл и вдруг понял: — А значит это, что мы оба, вернее, мы все, рискуем обратиться в сомнов. Пожалуй, в одинаковой мере. И еще значит, что надо поживее подниматься и идти на встречу с Энн, как условились. Должно быть средство против обращений. Если стимуляторы — это яд, должен быть и антидот. А если его нет, заставим изобрести».

Но больше Джоэл храбрился, убеждал себя и подбадривал, чтобы оставались силы хоть немного успокаивать других и двигаться дальше. Впрочем, Джолин не просила поддержки или успокоения.

— Я вот сейчас рассказала все это… И мне как будто легче стало, — призналась она, когда они торопливо пили кофе с оладьями. Снова хотелось остаться в пекарне навечно, потонуть в дивном аромате сдобы и уюта.

Покой обыденных действий, незаметных повседневных ритуалов, заставлял часть сознания забыть о долге, о страшной правде, об обреченности и темной воронке. Так случалось порой нелепо посмеяться над шуткой или метким словечком при подготовке к поминкам — приготовление пищи и сбор каких-то гостей части сознания напоминали другой ритуал, а именно, праздник, чью-нибудь свадьбу или день рождения. Только охотникам чаще не удавалось ни повеселиться, ни замереть в скорбном оплакивании товарищей. Их тянул вперед распорядок Цитадели, сжатый график, отсутствие хоть одной свободной минуты. Но после ранения у Джоэла появилось время. Возможно, только благодаря этому времени созерцания и обдумывания он сумел свести воедино все разрозненные факты.

— Ты ни в чем не виновата, — в который раз повторил он.

— Иди. Ты должен, — повелительно кивнула на дверь Джолин.

— Что?

— Должен найти правду. Доказательства, ответы, — решительно продолжила она. — Теперь ты знаешь, что искать в архивах. Если еще что-то уцелело. И еще в особняке Ленца.

— Если уцелело, — повторил Джоэл, очень сомневаясь в этом. Если бы уцелело, он бы нашел. Скрюченный архивариус уже не обращал на него внимания, воспринимая как часть мебели — столько времени довелось провести среди пыльных личных дел после частичного выздоровления. Джоэл даже благодарил свою временную невозможность носиться по крышам. Теперь суровый распорядок Цитадели воспринимался как отвлекающий маневр, способ погасить остроту ума и желание задавать вопросы.

— Джолин, доверься мне. Я никогда не выдам тебя. Они… они и со мной что-то сделали, — жарко пообещал Джоэл, заключая сжатые на столешнице кулаки любимой в свои раскрытые ладони. — Ты ведь тоже чувствуешь не как человек? Обостренно?

— Нет. В том-то и дело, ничего такого, — дернула плечами Джолин. — Но то, что и с тобой сделали… это ужасно. Получается, мы с Ли навещали тебя в госпитале, а в это самое время над тобой ставили эксперимент.

— Да, и надо мной, и над Энн. Но, как видишь, мы все еще живы, еще не обратились. Может быть, не все так страшно.

— Может быть. Может быть, — вздохнула Джолин, опуская голову. И ее безмолвная поза смирения и покорности немо дополняла: «Но то, что сделали в секте, было страшно. И это уже не изменить».