Николай Ярыгин - Последний хранитель [litres]

Бархас чувствовал, что ему уже недолго осталось жить на этом свете, и спешил все успеть сделать, прежде чем уйдет за кромку. Но даже имея почти безграничную власть, все равно было сложно раскачать страну земледельцев и скотоводов, практически никогда не воевавшую. Даже при нападении на них тонгирцы уходили в горы и там отсиживались. Захватчики, порыскав по округе, сожрав живность, которую не успели увести тонгирцы, обычно покидали территорию, и все возвращалось на круги своя.

Хитрыми разговорами и подходами Бархас убедил правителя, или, вернее, того, кто прятался в его теле, принести из мира, куда пробили проход, что-то, что помогло бы в войне с народами континента. Тот долго не соглашался, но потом поддался уговорам и стал таскать всяких чудищ, от которых оторопел даже верховный шаман. Сейчас уже было два десятка драгонов с поводырями да несколько десятков огромных трехметровых гигантов ербитов. Правда, последние были тупые и неповоротливые, ну да сгодятся.

Но когда верховный шаман начал готовить войну против королевств, это почему-то не понравилось духам предков. «Не смей, – доносилось ему дуновением ветра, – погубишь народ», – но Бархасу уже было все равно. Чем дальше, тем все меньше и меньше они откликались на его зов, а потом и совсем перестали появляться. Зато стал донимать его покровитель континента и младший божок Альторн. Тот и угрожал, и увещевал не рвать ткань между мирами и закрыть пробой. Но Бархас уже закусил удила и, как сорвавшийся с повода конь, летел к пропасти.

А потом тонгирцы все-таки захватили половину королевства Грамия, небольшого, компактного, практически без боев. Захватив при этом неплохие трофеи, которые поделили не столько между вождями, сколько между воинами. Армия воспряла духом, у тонгирцев впервые за столетия появились рабы, и жизнь стала казаться интересней, потому что вожди обещали процветание в будущем. Стали формироваться отряды из желающих для нападения на ближайшее королевство Альторн и еще уцелевшие земли Грамии. Разрешалось захватывать рабов, да и все, что попадется. От желающих не было отбоя, угоняли и увозили все, что попадало под руку – скот, домашнюю утварь, изделия кузнецов… Часть захваченного отходило вождям, две части – участвовавшим в нападении.

А сейчас он умирал, и ему было все равно, что дальше будет, несколько дней назад он своею властью отвел от пробоя почти всех воинов, оставив на охрану всего десяток. Но по дороге к месту пробоя были еще посты и заставы, так что легкой жизни тем, кто отважится закрыть пробой, не будет.

Почему-то ему захотелось дать шанс тем, кто придет закрывать этот пробой. Он даже не стал назначать себе преемника, пусть дерутся за должность, усмехнулся он в последний раз и навсегда закрыл глаза.

Добирались мы до пограничной крепости неделю, ночевали на постоялых дворах, только последние сутки пришлось заночевать в пограничной деревне. Лантр де ла Висторн, помощник коннетабля герцога северных земель, был графом и мужчиной моих лет. На всех нас смотрел с пренебрежением и брезгливостью. Я уже упоминал, что в большинстве своем местное дворянство представляло собой вздорное, спесивое общество. Помощник коннетабля был ярким его представителем. Только появившись, он сразу же заявил, что, так как он тут главный, слушаться его беспрекословно, иначе не подчинившихся ждет экзекуция. Зачем он это говорил, народ здесь собрался боевой, служаки, и что такое приказ и подчинение командиру, знали не понаслышке. Хочется лишний раз показать свою значимость или от небольшого ума. От этого его заявления я невольно скривился, и граф обратил на это внимание.

– Вам что-то не нравится, барон? – спросил он раздраженно. Прибывшие с ним несколько воинов ухватились за ручки мечей.

– Да нет, граф, я готов вам подчиниться при следовании к крепости, а там у меня свое задание, – ответил я и коротко поклонился.

– И какое у вас задание, интересно мне? – проговорил он, наливаясь кровью.

– Об этом вы можете поинтересоваться у маркиза Микеля де ла Доренье. – Казалось, графа, сейчас хватит удар, так его лицо налилось кровью, но мое упоминание о маркизе немного охладило его пыл.

– По возвращении в столицу я обязательно поинтересуюсь этим у маркиза, но бойтесь, если вы меня обманули, барон.

Я пожал плечами и промолчал.

Продолжение этого разговора не заставило себя ждать. На следующий день вечером, когда мы остановились на ночлег в одном из постоялых дворов, я сидел за столом в обеденном зале, ожидая ужина, по залу носились подавальщицы, хозяин запряг всех своих работников. Ну еще бы, почти двадцать человек мужского пола в нетерпении сидели за столами. Вот одна из женщин несла поднос с едой, по всей вероятности мне, и я отчетливо увидел, как один из свиты графа подставил подавальщице ногу. Та запнулась, и все, что было у нее на подносе, должно было вывалится прям на меня. Я среагировал мгновенно, подхватил уже наклонившийся поднос, не дав ему опрокинуться. Женщина же упала мне под ноги, и пока она поднималась, я поставил поднос на стол, помог подняться подавальщице и посмотрел на того, кто подставил ей ногу. Тот же сидел и нагло улыбался.

– Мне не по чину вызывать на дуэль простолюдинов, но я сделаю исключение, так как мы с тобой сейчас оба воины, и это, думаю, нас уравнивает. Дуэль здесь и сейчас, личным оружием, броня по желанию.

Мой оппонент оскалился, и сидящие вместе с ним за столом радостно загомонили.

– Дворянчик, я настрогаю из тебя маленьких барончиков, – захохотал он, не сдерживаясь. Я, как и в разговоре с графом, безразлично пожал плечами и направился к выходу во двор. На улице было уже темно, но народ, вываливший за нами, тут же организовал факелы, осветив место схватки. Вышел даже граф, нагло усмехнувшись мне в лицо. Наверное, этот гвардеец был очередной местной знаменитостью. Его сослуживцы подбадривали, хлопали по плечу и посмеивались.

Гавел Коринг подал мне мечи, которые перед ужином я оставил в комнате. Стряхнув с них ножны, я вышел в образовавшийся круг. Что-то часто очень я ввязываюсь в дуэли, становлюсь завзятым бретером, а ведь это мне совсем не надо. Но ведь и спускать оскорбления и насмешки тоже нельзя, молва сразу же ославит как труса. И тогда многие от тебя отвернутся, это мне тоже не нужно.

Все это промелькнуло в мозгу, пока я выходил в круг. Мой противник не заставил себя ждать и тоже вышел в круг одновременно со мной. В руках мой оппонент держал щит и меч, но видно было, что он, как и я, без брони, лишь шлем прикрывал голову, улыбки на его лице уже не было, он был собран и сосредоточен.

Мы пошли по кругу, сторожа движения друг друга. Владение двумя мечами в бою против одного противника всегда дает преимущество. Ведь меч служит и защитой, и нападением, но даже это не смущало моего противника. Вот он произвел пробную атаку, чтобы проверить мою реакцию. Я же, подыгрывая ему, вяло отмахнулся, немного раскрывшись. И он не заставил себя ждать, тут же ударил из средней позиции, казалось бы, в незащищенный бок. Я резко отвел его меч и ударил ногой снизу по щиту, который врезал ему по губам, разбив их. Я дерусь на дуэли с человеком и даже имени его не знаю, потому что воины, прибывшие с помощником коннетабля, держались особняком. Следующую атаку провел я, прыгнув вперед, и когда он попытался ткнуть меня мечом, отвел его своим правым мечом в сторону щита, а левым ударил плашмя по шлему. Представляю, как гудит у него сейчас в голове. И, не дав ему опомниться, сильно ударил его ногой под колена, завалив на спину. Наступив на руку с мечом, поднес свой меч к его горлу и немного надавил, чтобы потекла кровь. На меня глянули расширенные зрачки, в которых читался смертельный испуг. «Нет-нет, только не это, я не могу умереть», – кричали они. Я наклонился над гвардейцем.