Илона Эндрюс - На Грани

Лицо Деклана выглядело затравленным.

— У меня есть друг, — сказал он. — Мы вместе были солдатами.

Он был не только голубой кровью, но и солдатом. Офицером, без сомнения. Неудивительно, что он думал, что приказывать людям было единственным способом общения.

— Как долго ты служил в армии?

— Десять лет, — ответил Деклан.

— Это довольно долго.

— Я думал, что служба лучше подходит мне, чем быть пэром, — сказал он.

— Почему? — удивилась она.

— Я ни за кого не отвечал, кроме самого себя, — сказал он. — Это было так просто.

Значит, не офицером.

— А ты был счастлив?

— Я был доволен, — сказал Деклан. — Я успешно убивал, и меня хвалили и вознаграждали за то, что я хорошо это делал. В то время мне казалось, что это самое подходящее место для меня.

— А я-то думала, что ты помешан на балах, этикете и распутстве, — поддразнила она его.

Взгляд, который она получила в ответ, был смертельно серьезен.

— У тебя странный взгляд на жизнь пэра. В основном это работа. Много-много работы и много ответственности. В то время в моей жизни я этого не хотел. Я все еще не хочу, но теперь у меня нет выбора.

Его голос был горьким и глухим. Роза отвела взгляд, не зная, как дальше продолжать.

— Расскажи мне о своем друге.

— Он перевертыш, — сказал Деклан. — Хищник, как Джек. В нашем обществе есть несколько путей, по которым может пойти перевертыш, особенно если он не родился в семье со средствами. Мой друг родился бедным. Он был брошен матерью при рождении и отдан в Цитадель, главную военную школу Адрианглии. Перевертышей, рожденных в богатых семьях, учат определенным образом, чтобы однажды они могли вернуться в общество.

— А твоего друга нет? — догадалась она.

Деклан покачал головой.

— Он был подопечным королевства, а королевство никогда не подразумевало того, чтобы он жил с другими людьми. Они превратили его в убийцу. Он был воспитан так, чтобы не иметь никаких эмоций, только строгий контроль и строгое наказание, если он потерпит неудачу. Он рассказал мне, что вырос в голой комнате размером двенадцать на десять футов, которую делил с другим мальчиком. Ему не разрешалось иметь никаких личных вещей, кроме одежды, зубной щетки, расчески и полотенца.

— Это ужасно, — сказала она. — Вы не можете вот так запирать детей. Любого ребенка. Джек должен уметь бегать по лесу, играть. Без этого он бы…

— Сошел с ума, — закончил Деклан. — Или он бы научился выживать и нес бы в себе много ненависти.

— Как же твой друг мог после этого стать солдатом? Он должен был быть… — она искала подходящее слово и не могла найти его, — не в порядке.

— Он отлично вписался, — сказал Деклан. — Мы служили в Красном Легионе. Мы делали все необходимое, о чем люди не хотят знать.

— Секретные операции? — спросила она. Кто бы знал, что Латойя оказалась права — он был одним из тех пожирателей насекомых, выживавших в дикой природе, убивавший террористов-убийц сосновой шишкой и жевательной резинкой.

— Секретные… ну звучит примерно так. Мы шли туда, куда никто другой не мог добраться, и с успехом убивали все, что находили там. Мы не были связаны договорами или конвенциями. В таком типе подразделений мало что можно сказать наверняка. Ты полагаешься на себя и, если тебе повезет, то на мужчину или женщину рядом с тобой. Я присматривал за своим другом, а он за мной. Он несколько раз спасал мне жизнь, и я отплатил ему тем же. Никто из нас не считал, кто кому что должен. Я бы умер за него, если бы понадобилось.

— Почему?

— Потому что он сделал бы то же самое для меня, — ответил Деклан.

— А с кем ты сражался?

Деклан пожал плечами.

— С Галльским королевством. С Испанской империей. С «СВЛ».

— Что такое «СВЛ»?

Деклан провел рукой по лицу, словно пытаясь избавиться от воспоминаний.

— Это религиозная секта. «Силы Великого Люцифера». Их главная директива — установить господство над всем миром, и они делают это довольно ужасными способами. Адрианглия полна беженцев, как из прошлых конфликтов, так и из текущих. Некоторые из них совершают чудовищные преступления и требуют принятия чрезвычайных мер для их нейтрализации. Во время одной из таких операций все пошло не так, и мой друг совершил ошибку, ведя себя как человек.

— Что произошло?

— Там была плотина. Небольшая банда преступников захватила ее и удерживала ее работников ради выкупа. Они прикрепили какое-то устройство к опорам плотины и угрожали устроить взрыв и затопить город под ней. Плотина была очень старой, практически лабиринтом, и все, кто знал ее расположение, находились внутри, будучи заложниками. Мой друг пошел туда, потому что он был перевертышем. Он мог положиться на свое обоняние, и наше командование рассчитывало, что его инстинкты возобладают, если ему придется сделать морально трудный выбор. Ему сказали, что если ситуация поставит жизнь заложников под угрозу безопасности плотины, то он должен будет уделить больше внимания сохранению целости плотины. Если плотина прорвется, то потенциальных жертв будет намного больше, чем гибель шести человек, оказавшихся в ловушке внутри.

— Он нашел заложников, но преступники поссорились, и один из них подорвал заряды. У моего друга был выбор: он мог продолжать выполнять приказ или спасти заложников. У него было то, что он называл приступом человечности, и он спас заложников. Плотина прорвалась, затопив город. Наводнение не привело к гибели людей, но финансовый ущерб был ошеломляющим. Его отдали под трибунал.

— Почему? За спасение людей?

— За неподчинение приказу. Его приговорили к смертной казни.

— Но ведь никто не пострадал!

— Это не имело значения. — Лицо Деклана стало безжалостным. — Видишь ли, они хотели убить его не потому, что он не подчинился приказу, а потому, что он был перевертышем, которого считали неуравновешенным. Они превратили его в смертельного убийцу, и они были счастливы использовать его до тех пор, пока он делал именно то, что было сказано. Но теперь они уже не могли предугадать его действия.

— Они собирались усыпить его, как животное? Что же это за страна такая?

— Он был подопечным королевства, и королевство боялось того, что он может сделать в дальнейшем. Они не хотели брать на себя ответственность, за защиту общества от него.

— Ты пытался ему помочь?

— Да. Я оставил военную службу и принял титул, потому что мой статус пэра придавал моим словам больший вес. Я ходатайствовал, я лоббировал, я доказывал, что если бы на его месте был обычный солдат, то он не получил бы смертной казни.

Он бросил свою карьеру, чтобы спасти друга, и сказал это без всякой бравады, как будто это был очевидный логичный поступок, даже не заслуживающий двойного осмысления. Десять лет его жизни, и он отвернулся от них ради другого человека. Не многие люди поступили бы так. Она не была уверена, что смогла бы это сделать. Это было очаровательно.