Элизабет Корр - Корона когтей [litres]

– Подожди, Арон, пожалуйста, – я хватаю его за руку. – Ты можешь сделать с ним все, что захочешь, после того как он нам поможет, – я поворачиваюсь к Верону. – Вы ведь знаете, что они не сдержат своего обещания, не так ли? Если у них будет шанс, они убьют меня. И вас, я полагаю. Неважно, насколько преданным вы себя считаете. Они, вероятно, вторгнутся в Селонию.

Он опускает голову еще ниже.

– Я был в отчаянии, Адерин. Что еще мне оставалось делать?

– Может быть, поговорить с бескрылыми людьми в Селонии? Может быть, не сейчас, но через год – когда они устанут от кровопролития. Есть вещи, которые вы могли бы им предложить – ваш опыт работы в правительстве. Ваши знания о мире. Вы могли бы попытаться решить некоторые проблемы неравенства в вашем обществе, которые в первую очередь подтолкнули ваших бескрылых к восстанию. Или вам никогда не приходило в голову, что ваш король встретил свой конец потому, что просто не годился для правления?

Верон молчит.

– Как ты думаешь, Арон? Если нам удастся заманить Зигфрида, или Таллис, или даже их вместе в выбранное нами место, возможно, мы сможем задушить зло в его истоке.

– Отруби голову, и тело зачахнет?

– Это идея. Не думаю, что Бритис или Олорис продолжат сражаться без них.

Мы смотрим на Верона.

– Если мы сделаем это, – говорит Арон, – и вы предадите нас, я сам убью Валентина.

Верон резко вскидывает голову.

– Но… я думал, вы любите его.

– Я люблю его, – голос Арона одновременно мягкий и резкий, как кремневый нож, завернутый в шелк. – Но я также люблю свою страну. И я люблю свою жену, что бы вы ни думали о природе наших отношений. Так что поверьте мне: если вы причините еще больший вред моему королевству или тем, кто мне дорог, за последствия расплатится ваш брат.

Верон снова падает в кресло.

– Я понимаю. Я не дам Таллис и Зигфриду никакой дополнительной информации о вашей деятельности здесь, и я скажу им только то, что вы хотите от меня. Клянусь Жар-птицей и жизнью моего брата.

Из прохода доносятся громкие голоса. Арон открывает дверь, а я хватаю кинжал.

– Ваше Величество, – говорит Денби, – лорд Валентин настаивает на том, чтобы ему позволили увидеться с вами.

– Впусти его.

Денби отступает в сторону, и Валентин ныряет в комнату, закрывая за собой дверь.

Он осматривает сцену. Бледнеет.

– Вы собираетесь убить его…

– Нет, – я кладу кинжал на стол. – Не то чтобы он этого не заслуживал.

Валентин тяжело сглатывает и поворачивается к Арону.

– Простите меня. Я бы пришел к вам вчера вечером, но…

Арон хлопает Валентина по плечу.

– Вы любите своего брата. В этом нет ничего преступного.

– Но то, что он сделал… – Валентин вздыхает и проводит обеими руками по волосам. – Что вы собираетесь с ним сделать?

– Он собирается нам помочь.

– Вы ему доверяете? – недоверчиво спрашивает Валентин.

– Больше он нас не предаст. Он поклялся вашей жизнью.

Арон выдерживает взгляд Валентина, пока селониец не отводит взгляд и не шепчет:

– Так и быть.

Арон вызывает Денби.

– Лорда Верона стоит держать под арестом, но я не хочу, чтобы это стало очевидным для кого-то еще. Валентин, вы пойдете с ним? Нам с королевой нужно кое-что обсудить.

Еще мгновение, и мы с Ароном остаемся одни. Он подходит к маленькому столику и наливает два стакана воды. Он протягивает мне один, берет другой и садится в кресло, которое освободил Верон.

– Ты сядешь и поговоришь со мной, Адерин?

Я киваю и придвигаю другой стул поближе, изучая его лицо. За последние несколько дней он сильно исхудал. Если бы Одетта могла видеть его налитые кровью темные глаза, его небритый подбородок, она едва узнала бы своего красивого, привередливого брата; еще одна жизнь, которую сломали Зигфрид и Таллис.

– Мне очень жаль, Арон. Если бы я могла заставить Одетту уехать, улететь в Эйрию, я бы так и сделала. Я знаю, что несу ответственность. Я знаю, что она была там только из-за меня. Я должна была найти способ спасти ее…

– Нет, – перебивает он, – это я должен извиниться. Это Зигфрид убил мою сестру. Он и Таллис. Я ни за что не должен был винить тебя. Но я был зол. Я так разозлился, что не смог сдержаться. Я не хотел себя сдерживать. Потеря сестры… это была… это была мука, какую я никогда не испытывал. Ничто не сравнится с этим. Даже тот день, когда произошел несчастный случай, когда мне оторвало руку…

Слезы заставляют его замолчать, беспрепятственно сбегая по щекам. Я жду, пока он немного придет в себя.

– Я не знаю, как жить без нее, Адерин. Она всегда была рядом со мной. Заступилась за меня. Утешала меня. Я думал, она всегда будет такой. Я будто… – он смотрит на мерцающую лампу, – не нахожу себе места. Плыву по течению в мире, который я больше не узнаю.

Я протягиваю руку через небольшое пространство, разделяющее нас, и хватаю его за плечо, но ничего не говорю. Кроме банальностей, какие слова я могла бы произнести, что утешить его?

Арон шмыгает носом и передает мне свой стакан, вытирая слезы с лица. Когда он протягивает его обратно, его взгляд падает на мое запястье, на синяки, которые начинают там расцветать.

– Верон? – спрашивает он.

Я киваю.

– Сволочь.

Я слегка улыбаюсь.

– Но ублюдок, который, очевидно, любит своего брата. И я полагаю, что он чувствовал ответственность за свой народ, – я делаю глоток воды. – Может быть, он не совсем прогнил. Возможно, он просто сделал неправильный выбор.

– Возможно.

Мы замолкаем. Интересно, Арон тоже думает о Люсьене? О выборе, который мы все сделали.

– Я… – я подыскиваю слова. – Я была не в своем уме, когда вернулась домой после того, как застала Люсьена с Таллис в Хэтчлендсе. Я уже горевала о его потере, прежде чем отправилась туда. А потом, когда я поняла, что он сделал… Думаю, я винила тебя, хотя не должна была. Возможно, горе и гнев сделали меня безрассудной, – я думаю о своем решении совершить экспедицию на север независимо от того, что скажет Арон или кто-либо из моих советников. Неужели я просто хочу, чтобы все было по-моему? Хочу доказать всем, что я королева, чем бы Таллис ни угрожала, и что, будучи королевой, я имею право делать все, что захочу? Я вспоминаю своего дядю, отца Арона, и его уверенность в том, что он выше закона и обычаев, и мне становится дурно. – Я знаю, что сказала тебе обидные слова, Арон. И мне очень жаль.

– Думаю, мы вдвоем можем этим похвастаться, – отвечает он, – ни один из нас не был в лучшей форме за последние несколько недель.

Я киваю.

– Это действительно так.

– Ты расскажешь мне все, что случилось? Я до сих пор не знаю всех подробностей об этих Покаянных, или как они там себя называют. И я хочу знать… Я хочу знать о своей сестре, – его пальцы сжимают стакан, пока он не начинает дрожать. – Как она умерла. Все.