Елизавета Соболянская - Холодные горы [СИ]

На пятом толстяк обмяк, но безликий довел наказание до конца. После десятого удара на спину наказанному вылили ведро воды и хозяин замка громко объявил:

— Наказан за невыполнение приказа, и возможный ущерб моему имуществу. Понижен в должности. Отныне служит на кухне.

Собравшиеся рядом слуги в обычной одежде сдавлено ахнули, похоже перевод на кухню был чем-то совершенно ужасным.

— Оооо, — рядом с рукой Эллины раздался восторженный писк, — Тиноса перевели на кухню!

— Что это значит? — спросила линдийка, еле сдерживаясь, чтобы не отстраниться от служанки.

— Он больше никогда не вернется в гарем, — серьезно ответила Киса, — в кухне работают те, кто больше не нужен в покоях.

Эллина задумалась — может и ей добиться перевода в кухню? Вот только готовить она не умела. Ее память хранила сотни рецептов, она могла приготовить некоторые редкие лакомства, но чистить овощи, взбивать яйца или потрошить птицу ей не приходилось.

Закончить размышления ей не дали — стукнула дверь. Вошли двое безликих с большим сундуком в руках. Они собирались грохнуть его на пол у порога, но на слуг коршуном налетела Киссандра:

— Что это вы делаете? Как мы его ворочать будем? Несите вот сюда!

Безликие молча отнесли ящик в угол и ретировались. Служанка тотчас открыла сундук и восхищенно завизжала:

— Ах, какая красота, госпожа, взгляните!

Эллина не торопливо, как полагалось хорошей госпоже, приблизилась и заглянула внутрь. Похоже линдиниум платил дань не только людьми, но и одеждой! Сундук был полон отрезов ткани, подобранных по оттенкам. Тут было и одеяние замужней латриссы и юной девы, и домашние тусклые шелка и яркие праздничные. Служанка протянула было к ним руки, но вовремя дернулась, сообразив, что ладони перемазаны липким соком фруктов.

— Иди вымойся, — сказала ей Эллизия, — и подбери себе чистую одежду, я оденусь сама.

Киссандра удивилась такой самостоятельности, но довольно побежала в ванную, отмываться в остывшей воде, а Эллина выбрав неяркий домашний комплект за несколько минут создала себе платье с помощью булавок и заколок. Привычная одежда успокоила девушку и она вновь подошла к узкому окну. У столба уже никого не было, двор практически опустел, зато в недрах гарема все еще слышалось бурление — хлопали двери, слышались шаги и нервный шепот.

Чисто вымытая служанка завернулась в полотенце и убежала за новой юбкой. Вернулась прилично одетая и страшно довольная. Поставила на столик вазу с фруктами и принялась делиться новостями.

Господин прогневался и наказал старшего по гарему. Только это не настоящий старший, настоящий уезжал по делам, а это был его заместитель, который решил, что приказы господина можно исполнять по-своему. Теперь господин зол и затребовал к себе сразу трех наложников и наложниц. На кухне болтают, что он не трогает новенькую и это подозрительно. Должно быть Эллина колдунья, раз хозяин предпочитает вымещать свое настроение на других. Тут служанка засмеялась еще громче и поведала новенькой вот что:

— Обычно самые-самые любимые наложники приходят посмотреть на новичков. Расстроят, гадостей наговорят, а то и отраву какую подбросят, не смертельную, но неприятную. Но к вам госпожа все бояться идти, вдруг господин узнает и накажет.

— А как господин наказывает своих рабов? — негромко спросила Эллина внутри содрогаясь от ужаса.

— По-разному, — пожала плечами служанка, принимаясь взбивать подушки на кушетке, — кого выпорет, кого в холодную посадит. Марыську в прошлом месяце солдатам в казарму отдал, она потом неделю ходить не могла.

— В казарму? — глаза девушки расширились от страха.

— Да она сама дура, — припечатала девчонка, — начала гостю приезжему глазки строить и господина вином облила. Он и сказал, что раз ей мужика хочется, то у нее их много будет.

Эллина поднесла тонкую руку к горлу, борясь с тошнотой, а служанка все не умолкала:

— Лекарь ее потом подлечил, сказал, что все в порядке. Господин на нее посмотрел, да и поставил в казарме постели стелить.

Эллина не выдержала — схватила бокал с водой и сделала несколько глотков. К такому ее не готовили. Ей было страшно, душно и дико вся эта легкость, с которой девчонка рассуждала о мужчинах и женщинах, об их отношениях и связях вызывала у линдийки нервную дрожь.

Она вышла в розовый садик, в надежде избавиться от ощущения веревки, затягивающейся на шее. Побродила по узким дорожкам, послушала тонкий лепет крохотного фонтанчика бьющего в каменной чаше и наконец замерла среди цветов, привычно выбрав самый лучший ракурс для того, кто может ее увидеть. Нежно-кремовый матовый шелк великолепно оттенялся темной зеленью кустов и крупными чайными розами.

У ее маленькой живой картины нашелся зритель — властелин гор уже успокоился, выгнал наложников прочь и решил заглянуть к новой игрушке. Служанка направила его в сад и, вот теперь он мог любоваться тем, чем славился Линдиниум на сотни верст.

Господин замка не был лишен эстетического восприятия. Ему сразу представилось великолепное тело девушки, распластанное на мраморной плите. Нет, не на мраморе! На великолепном розовом кварце! Чтобы ее нежная кожа светилась, когда он стиснет ее плоть, медленно входя в ее тугие ножны. И цепи. Крупные блестящие звенья из холодного полированного серебра. Или лучше жемчужные путы? Тонкие шелковые нити украшенные драгоценным жемчугом, за обрыв которых рабыню можно наказывать долго и изощренно, например мучая страстью на грани удовольствия и боли…

Отвлекаясь от своих дум хозяин замка увидел, с каким страхом смотрит на него девушка и решил, что эта редкая игрушка требует более бережного отношения. Ему вдруг захотелось добиться от нее стонов страсти, стыдливого румянца и восторга в прекрасных глазах. Начать можно с малого — с комплиментов. Все женщины любят, когда им говорят об их красоте. Мужчина выступил из тени и приблизился к своей пленнице:

— Хорошо ли вы устроились, Эллина?

— Благодарю вас, господин, мои комнаты удобны, — отвечала девушка, воспитанно опуская глаза.

— Я мало знаю о вашем городе, — небрежно сказал повелитель, любуясь густыми ресницами игрушки.

С трудом подбирая слова, Эллина постаралась рассказать о своем городе, но едва вспомнила маму и отца, слезы снова закапали на тонкую ткань туники.

— Нет, — веско сказал господин, — слезы мне не нравятся.

Девушка усилием воли перестала плакать.

— Отлично, — ее хозяин вынул платок и удалил следы слез с ее лица. Потом отступил, продолжая рассматривать Эллину при свете солнца: — Сегодня после ужина придешь в мои покои, я хочу увидеть тебя всю, — распорядился господин гор. — Оденешься, как принято в твоем городе на знакомство с женихом.