Ренсом Риггз - Разрушение Дьявольского Акра

В один момент нам пришлось спрятаться: мисс Ястреб втолкнула нас в бункер, а мимо прошли два солдата. Затем, пройдя еще шагов пятьдесят, они остановились на перекрестке.

— Это, конечно, неприятно, но необходимо, — прошипела она через плечо, а затем подняла с земли деревянную доску, повертела в руке и через пять секунд обрушила на голову солдата без шлема, когда тот завернул за угол. Он рухнул на землю.

— Превосходное шоу, — восхищенно сказал Гораций.

Вскоре мы вышли из окопов и миновали линию фронта. Мисс Ястреб сняла противогаз и отбросила его в сторону, остальные последовали ее примеру. Мы вошли в разваливающийся город, на который мисс Ястреб указывала с вершины холма. Если когда-то это было шумное место, то теперь оно превратилось в руины, разбомбленные и разграбленные и почти полностью заброшенные. За исключением нескольких тощих собак, рывшихся в обломках зданий, мы не видели вообще никаких живых существ.

Вход в петлю мисс Крачки находился внутри городского зоопарка. Мы вошли через все еще стоявшие железные ворота. Наша группа дошла до медвежьего рва, спустилась в него и прошла через деревянную дверь в боковой стене. Внутри мы ощутили прилив времени и гравитации. Мы наконец-то переправились.

Не успела дверь открыться, как в щели показалась медвежья морда. Внезапно все бросились назад, к стене, чтобы спастись от него — кроме Эддисона и мисс Ястреб, которые позволили медведю обнюхать их.

— Бонжур, Жак, — приветливо сказала мисс Ястреб. — J'ai amené des invités pour rendre visite à ma sœur. [17] Я привела гостей к своей сестрице (фр.). .

Медведь отступил от двери, пропуская нас.

— Жак — один из медвегриммов моей сестры, — объяснила мисс Ястреб. — Он охраняет вход в петлю.

— Рад познакомиться, — сказал Эддисон. Жак зарычал, и Эддисон выглядел оскорбленным. — Нет, я не смеюсь. Некоторые из моих лучших друзей — медведи.

Жак отступил назад, пропуская нас.

— Не все так высоко ценят медвегриммов, как мы, имбрины, — сказала мисс Ястреб. — А теперь давайте, шагайте живее. Здесь больше нет бомб, за которыми нужно следить. Вы все в безопасности в этой петле.

Мы вылезли из медвежьей ямы, к великому удивлению некоторых рабочих, выглядывавших сверху со смотровой площадки. Медвегримм заревел у нас за спиной, мисс Ястреб крикнула ему на прощание и помахала рукой, после чего мы вышли из зоопарка.

Здесь солнце уже взошло, небо было безоблачным и бездымным. Я не слышал ни выстрелов, ни взрывов — долгожданная передышка для моих перенапряженных нервов. В петле мисс Крачки был 1916 год, и, хотя война была близка, этот город еще не был захвачен. Однако линия фронта была недалеко, и горожане, должно быть, знали что наступление может обернуться против них в любой момент.

Когда мы вышли из зоопарка в город, Эддисон недовольно пробормотал что-то о клетках, хотя большинство из них были пусты.

— Самая жестокая вещь в мире — зоопарки, — сказал он. — А как бы людям понравилось, если бы мы выставили вас в клетках?

— У Бентама был план человеческого зоопарка, — сказал Миллард. — Нормалов (нормальных людей) собрали бы со всего мира, заперли в местах обитания, которые имитировали места, где они жили. Я читал об этом в его книге.

— Читал в книге? — сказал я.

— Первый том. В его кабинете я нашел незаконченный экземпляр. «Зверинец странных детей Майрона Бентама». Часть музейного каталога, часть энциклопедии, часть странной истории.

Мы гуляли по мирным улицам города, беседуя о музее Бентама и нравственности зоопарков, как человеческих, так и животных. Я был благодарен за любой разговор, который отвлекал меня от ужасов, через которые мы только что прошли. Мои нервы все еще подрагивали от непрекращающегося грохота бомб и пушек, грудь все еще сжималась от всего этого, и с каждым перерывом нашей болтовни мой разум наполнялся сценами из ничейной земли. Поэтому наш полилог длился на протяжении всей прогулки.

Мы миновали толпу на городской площади, собравшуюся посмотреть на странно мрачный парад слонов. Не было никакой музыки каллиопы, чтобы сопровождать их, никаких клоунов или акробатов, только мрачная пара тренеров, чтобы подбадривать их.

— Их эвакуируют в Англию, — сообщила нам мисс Ястреб. — Через несколько недель многие горожане пожалеют, что не присоединились к ним.

Мы направились к окраине города, где мисс Ястреб указала на крышу дома своей сестры, выглядывавшую из-за деревьев на вершине холма. Чтобы добраться до него, мы поднялись по извилистой лесной тропинке. Скульптуры животных, сделанные из железа и дерева, были наполовину скрыты растительностью, и в тенях между нею мне казалось, что какие-то существа следят за нами. Странные, без сомнения.

— Не могу поверить, что нам это удалось, — сказала Бронвин. — Какое-то время я сомневалась, что мы это сделаем.

— Бронвин, ты нас сглазишь! — отругала ее Эмма.

— Серьезно, — сказала Нур. — Прибереги это до тех пор, пока мы не встретимся с «ними».

— Если об этом напишут в «Мусорщике» (газета в Акре), мы будем выглядеть героями, — сказал Енох. — Как думаете, они напечатают наши фотографии?

— Я обязательно расскажу Фаришу Обвело, как Джейкоб спас тебе жизнь на поле боя, — сказала Эмма. — Франческе это понравится.

— Ох, заткнись. Он этого не сделал.

— Не могу поверить, что вы говорите о рекламе, — сказал Гораций. — Там не будет даже «Мусорщика», не говоря уже о мелких издательствах, на которых можно произвести впечатление, если Нур не сумеет… — Он спохватился и неловко сменил тактику. — Посмотрите на эту очаровательную скульптуру, это журавль?

Нур пнула ногой камень.

— Спасибо, Гораций, немного дополнительного давления — это как раз то, что мне нужно.

— Как бы то ни было, мы все верим в тебя.

— Значит, я одна в это не верю…

— Ну же, не вешай нос, — сказала мисс Ястреб.

Нур вздохнула.

— Мне было бы легче поверить в себя, если бы я знала, чего от меня ждут.

— Осмелюсь предположить, что ты скоро все узнаешь. Теперь, когда вы встретитесь с мисс Крачкой, пожалуйста, подыграйте ей; для нее все еще 1916 год, и она ничего не знает ни о смерти Каула, ни о его воскрешении, ни о том, что ее петля рухнет через неделю. Я прошу вас, пожалуйста, не сообщать ей. Она склонна к сильному расстройству. — Она увидела что-то впереди нас, затем оживилась и ускорила шаг. — Ах, ах, ma chérie! («Моя дорогая!»)