Терри Пратчетт - Вещие сестрички [litres]

Король провел его по пыльному боковому коридору к тесной комнате, заполненной осыпающимися гобеленами и портретами давно умерших королей. Грибо критически осмотрел помещение и сел посреди пыльного пола, выжидающе глядя на короля.

– Тут полно мышей и всякой всячины, – начал Веренс. – Через разбитое окно захлестывает дождь, так что вода тоже есть. А на гобеленах можно спать. Прости, – прибавил король и повернулся к двери.

Вот над чем он трудился все эти месяцы. Веренс как при жизни неизменно заботился о своем теле, так и после смерти постарался не терять форму. Было так легко распустить себя и расплыться по краям; некоторые призраки в замке вообще превратились в бледные сгустки. Но Веренс обладал железной волей, регулярно выполнял физические упражнения – ладно, усиленно о них думал – и обзавелся призрачными мускулами. Месяцы качания эктоплазмы привели к тому, что король теперь был в лучшем состоянии, чем когда-либо, разве что мертвым.

Он начал с малого, с пылинок. Первый заход чуть не прикончил Веренса [9] Условно говоря. , но он выстоял и перешел на песчинки, а затем – на сушеный горошек; король все еще не решался соваться на кухню, но развлекался тем, что регулярно подбрасывал лишнюю щепотку соли в еду Флема, пока не взял себя в руки и не вспомнил, что отравление никому чести не делает, даже если речь идет об отравлении подонка.

Теперь король всем телом навалился на дверь, каждым микрограммом стараясь стать как можно тяжелее. Пот самовнушения капал с его носа и исчезал, не долетая до пола. Грибо с интересом наблюдал, как призрачные мускулы перекатываются по рукам короля, точно спаривающиеся футбольные мячи.

Наконец дверь сдвинулась с места, заскрипела, разогналась и с глухим стуком захлопнулась. Защелка упала на место.

Лучше бы таким усилиям не пропасть впустую, сказал себе Веренс. Ему самому ни за что не отпереть замок. Зато ведьма наверняка придет искать своего кота, не так ли?

А в холмах за замком шут лежал на животе и смотрел в глубины небольшого озера. Пара форелей пялилась на него в ответ.

Разум твердил бедняге, что где-то на Диске непременно должен быть человек еще несчастнее его. Интересно, кто же.

Он не хотел становиться шутом, но даже если бы хотел, какая разница? С тех пор как сбежал отец, родные вообще его не слушали.

И уж явно мнением внука не интересовался дед. Первое воспоминание: как тот стоит над душой, заставляет зубрить шутки наизусть, а каждый рефрен вбивает ударом ремня. Ремень был толстым, кожаным, и то, что его украшали колокольчики, особо ситуацию не исправляло.

Дед официально изобрел семь новых шуток. Четыре года подряд брал почетный колпак с бубецами, гран-при на конкурсе Конченых идиотов в Анк-Морпорке, чего еще никому не удавалось, и считался предположительно самым остроумным человеком из всех живущих. Надо отдать ему должное, он немало для того потрудился.

Шут с содроганием вспомнил, как в возрасте шести лет робко подошел к старику после ужина и попытался рассказать анекдот собственного сочинения. Про утку.

Эта дерзость повлекла за собой самую крупную порку в жизни бедняги, да такую, что даже тогда старому шуту пришлось попотеть.

– Заруби на носу, парень, – нараспев говорил дед, отмечая конец каждого предложения звонким ударом, – нет ничего серьезнее, чем шутовство. Отныне и впредь, – старик прервался, чтобы сменить руку, – ты никогда не произнесешь шутки, если ее не одобрила Гильдия. Кто ты такой, решать, что смешно, а что нет? Ха! Оставь грубое хихиканье неучам; то смех невеж. Никогда. Никогда. Никогда больше я не поймаю тебя за шуткосложением.

После этого провинившегося заставили вызубрить триста восемьдесят три одобренных Гильдией остроты, а затем, словно этого было мало, еще и глоссарий – гораздо толще и гораздо сложнее.

Потом будущего шута отправили в Анк. Там, в голых суровых стенах, он обнаружил, что есть книги помимо тяжелого, обитого медью «Чудовищно Смешного Талмуда». Шуту открылся целый круглый мир, полный странных мест и людей, что делали интересные вещи, например…

Пели. Шут услышал, как кто-то поет.

Он осторожно поднял голову, вздрогнул, когда на шапке звякнули колокольчики, и поспешно схватился за ненавистный головной убор.

А пение все не прекращалось. Шут выглянул из-за зарослей таволги, что дарили ему идеальное укрытие.

Избытком таланта певица не страдала и знала, похоже, только слово «ля», зато старалась от души. Создавалось впечатление, что девушка верила: люди просто обязаны издавать «ляляля» при определенных обстоятельствах, и была решительно настроена оправдать ожидания мира.

Шут рискнул высунуться чуть дальше и впервые увидел Маграт.

Она бросила танцевать на вытянутом лугу и теперь пыталась вплести в волосы маргаритки – впрочем, без особого успеха.

Шут затаил дыхание. Долгими ночами на твердых плитах он мечтал о женщине вроде нее. Хотя, если так подумать, не совсем; пощедрее одаренной в области груди, не с таким красным и острым носом и с более струящимися волосами. Однако либидо шута четко видело разницу между невозможным и относительно достижимым и быстренько внесло пару поправок в схему.

Маграт собирала цветы и говорила с ними. Шут прислушался.

– Вот шерстистая горечавочка. А вот паточное цитварное семя, от воспаления ушей…

Даже нянюшка Ягг с ее весьма оптимистичным отношением к жизни затруднилась бы сказать хоть что-то комплиментарное о вокале Маграт. Но для слуха шута он был что ангельское пение.

– …и пятилистная ложная мандрагора, прекрасное средство от воспаления мочевого пузыря. О, а это стариковский лягушечник. От запоров.

Под мелодичный перезвон колокольчиков шут робко поднялся на ноги. Маграт же показалось, что луг, доселе не таящий в себе ничего опаснее облачков голубых бабочек и нескольких занятых пчел, внезапно изверг большого красно-желтого демона. Да еще с тремя рогами.

И вот теперь этот демон стоял и беззвучно разевал рот.

Голосок в глубине души подсказывал Маграт, что в таких обстоятельствах уместнее всего бежать прочь, точно пугливая газель.

Но тут вмешался здравый смысл. Даже в самые оптимистичные моменты Маграт не сравнивала себя с газелью, пугливой или нет. Кроме того, прибавил разум, главный недостаток бегства в том, что так же можно легко удрать от преследователя!

– Э… – промямлило незваное явление.

Нездравый смысл, коего Маграт все же хватало, вопреки подозрениям матушки Ветровоск, отметил, что демоны редко появляются под жалкий звон колокольчиков и еще реже смущенно стоят столбом.

– Привет, – поздоровалась она.

Разум шута также усердно работал. Его начала охватывать паника.