Такаббир Кебади - Трон Знания. Книга 4

— Если их невозможно совместить…

— Невозможно.

Борясь с желанием прильнуть спиной к груди Иштара и прижаться затылком к его плечу, Малика промолвила:

— Бог говорит: «Не оглядывайся, если то, что стоит за твоей спиной, тянет тебя вниз».

Вскинув руку, Хёск скрестил средний и указательный пальцы:

— Глас Бога. — И отошёл в сторону.

Иштар сжал плечи Малики и повернул её лицом к берегу.

— Это твой остров, Эльямин, — прозвучал голос, который уже начал сводить с ума. — Здесь ты госпожа.

Алый остров казался живым: песок еле заметно шевелился, деревья-снопы неуловимо меняли форму.

Моряки пришвартовали яхту к причальной стенке. Пирс был усеян бабочками, чьи трепещущие алые крылышки придавали каменному сооружению вид живого существа. Встречающие раскрыли большие веера и принялись ими размахивать. Бабочки вспорхнули в воздух, открыв взгляду гранитные плиты и балюстраду из причудливых золотых завитков.

Жрецы дождались, когда паломники ступят на пристань, и направились к деревьям-снопам, продолжая размахивать веерами. Потревоженные бабочки взлетали с песка как брызги крови. Шелестя бархатными крыльями, кружили подобно искрам костра.

— Это сон? — прошептала Малика.

— Если не отличить — разве это важно? — сказал Иштар.

Процессия приблизилась к алым снопам. Движения жрецов стали энергичнее, шире; размахивая веерами, люди сами превратились в мотыльков, а те стаями вспархивали с удивительных деревьев с бледно-розовой листвой, похожей на клочья паутины. Малика коснулась ветки, на землю посыпалась пыльца. Это не листья — это мелкие, как бисер, цветы…

Миновав деревья-снопы, жрецы сложили веера. Вдоль дорожки росли сказочные растения: раскидистые кустарники, усеянные пушистыми ягодами; деревья с кожистыми или перистыми листьями. Стволы гладкие либо покрытые шипами.

Появились одинаковые дома: шатровые крыши, в дверных и оконных проёмах москитные сетки. И ни единого человека. Словно на остров приехали захватчики и местное население в страхе покинуло жилища.

Заросли кончились и впереди раскинулась пустыня. На бархане высился храм, сотворённый из радужного стекла. На склонах сидели, подогнув под себя ноги, религиозные служители в фиолетовых одеяниях. Выбритые головы были покрыты символическими знаками.

Войдя в здание, паломники очутились в зале, пронизанном разноцветными струнами света. Стенами служили витражи, и только передняя стена была сложена из плотно подогнанных друг к другу больших камней. На некоторых виднелись отпечатки левой ладони: тайники, запечатанные шабирами. Там спрятана история. В стеклянный купол упирались колонны, испещрённые выпуклыми письменами — сверху вниз.

Малика, Иштар и Хёск пересекли зал и вышли на гранитную площадь, в центре которой возвышались десятиметровые мраморные статуи двух женщин, обращённых лицами к храму. На пьедесталах отливали золотом надписи: «Ракшада», «Джурия».

Ракшада выглядела как воплощение силы и власти. На голове диадема. Распущенные волосы спутаны ветром. Подбородок упрямо приподнят, губы плотно сжаты. Ровный нос, высокие скулы, слегка раскосые глаза. Платье подчёркивало мужеподобную фигуру: крепкие плечи, маленькая грудь и узкие бёдра. Руки прижаты к телу, раскрытые ладони направлены к храму. Пальцы и волнообразный подол юбки раскрошены временем, солнцем и солёным ветром.

Глядя на Джурию, хотелось восторженно вздохнуть, настолько гибкой и стройной была фигура, облачённая в обтягивающее платье. Скульптор запечатлел шабиру в танце. Изгиб рук, положение пальцев, постановка головы и разворот плеч — были пронизаны горделивым восхищением, будто Джурия любовалась своим телом. Слегка опущенные веки и приоткрытые пухлые губы говорили о чувственности.

Хёск указал на место рядом с Джуриёй:

— Здесь мы установим твоё изваяние.

Представив себя рядом с красавицей, Малика поёжилась. Как же нелепо она будет выглядеть в мешковатом платье и в чаруш!

— Меня здесь не будет.

— Почему?

— Ракшада — это ум и сила. Джурия — это красота. А кто я? Ты считаешь меня глупой. Иштар заточил меня в мешок и намордник. За оставшееся время я ничего не успею сделать для страны. Моё изваяние унизит настоящих шабир. Потому что я… Я никто.

Иштар велел Хёску уйти и, когда тот скрылся в храме, сказал:

— Я не возьму тебя в жёны.

— Очень рада, — произнесла Малика, испытывая двоякое чувство: облегчение и обиду. Она не так хороша, как Галисия или Джурия.

— Ты не можешь стать цветком, который завянет после одной ночи. Ты должна цвести каждую ночь.

— Хорошо, что ты это понимаешь.

— Я не возьму тебя в кубарат.

— Замечательная новость, — усмехнулась Малика.

— Ты не сможешь цвести среди сорняков. Я ещё не знаю, как обозначу твой статус, но постоянно думаю об этом.

— Друг. Нормальный статус?

— У меня есть друг.

— Хёск?

Иштар кивнул:

— Хёск.

— Представляю, как он злится. Хазирад всегда выбирал воинов-вестников. Выбирал самых послушных. А ты отверг Альхару.

— Ты ошибаешься, Эльямин. Такова божья воля.

— Ракшаде не нужен глас божий, она не хочет слышать Бога.

— Ошибаешься, — повторил Иштар.

— Каждый — господин в доме своём. В Ракшаде господин мужчина. Вы не позволите появиться госпоже.

— Я позволю тебе стать госпожой.

Малика проглотила комок в горле:

— И отменишь кубарат?

— Эльямин… Ты стоишь сейчас рядом с Ракшадой. Это она узаконила кубарат. Это она поняла, что у ракшада сердце тигра и львиная страсть.

— За это вы засыпали песком её изваяние перед павшим городом? Поэтому ваши воины-вестники запечатали камни, за которыми хранится настоящая история? Вы придумали ритуалы и традиции, исковеркали историю, исказили память о великой женщине, извратили её великие дела в угоду себе. Каждый вестник уходил, оставив после себя тайну, замурованную его печатью. Но когда-нибудь появится человек с настоящим сердцем тигра и отопрёт эти двери. — Малика подошла к изваянию Джурии, притронулась к каменной туфельке, выглядывающей из-под платья. — Неприкосновенная жрица вожделения… Возможно, она не отказалась от своего мировоззрения и до смерти оставалась целомудренной.

— У неё был сын.

— Один? — Малика рассмеялась. — Один ребёнок в то время, когда люди плодились как песчаные мыши? Значит, она легла с мужем всего один раз. А чтобы удовлетворить его физиологию, придумала наложниц.

— Можно подумать, в Краеугольных Землях мужчины любят своих жён. У них толпы любовниц. В каждом городе дома терпимости.

— Мне жаль этих людей.

Иштар вздёрнул брови:

— Жаль? Они спариваются с кем попало, и тебе их жаль?

— Знаю, жалеть испорченных людей намного труднее, чем жалеть хороших. Однако у меня это получается. Они прошли мимо последней женщины, и мне их очень жаль.