Такаббир Кебади - Трон Знания. Книга 4

Она поднималась по лестнице, как когда-то спускалась после возложения тиары, и проговаривала на каждой ступени: «Всё, что дал мне — возвращаю».

Ступив на последнюю площадку, вошла спиной вперёд во Врата Сокровенного и натолкнулась на трон. Теперь разворот и обратно. Главное, не оступиться на краю площадки.

Ещё один разворот — лицом к залу. Теперь снять зажим, положить на пол справа от себя, теперь надеть его, и очередной разворот — спиной к лестнице.

Малика осторожно спускалась, вновь проговаривая на каждой ступени: «Всё, что дал мне — возвращаю. Всё, что дал мне — возвращаю».

Тяжелее всего приходилось на лестничных площадках: Малика не знала, сколько необходимо сделать шагов до края, и передвигалась маленьким шажками.

Слуховые галлюцинации истончались, шум дождя затихал — вместо него появились завывание ветра и шуршание песка на стеклянном куполе.

Ступив на пол, Малика уселась на пятки. Сто семьдесят ступеней туда, сто семьдесят ступеней обратно — и всё это вперёд спиной. Сложный путь забрал все силы.

— Ну что? — спросил Хёск, склонившись над ней.

— Ещё не знаю. — Отдышавшись, Малика упёрлась руками в пол и поднялась. — Пойду переоденусь. Отведёшь меня во дворец?

— Мне нельзя.

— Кто так решил?

— Я под арестом.

— Кто может запретить шабире взять тебя в провожатые?

— Никто. Не хочешь дождаться утра?

— Мне не терпится проверить: получилось или нет, — ответила Малика и, сделав шаг, протянула руку Хёску. — Проводи меня в комнату. В этой чаруш ни черта не видно.

Хёск легонько сжал её пальцы и повёл через зал.

— Ты женат?

— Я вдовец.

— Сочувствую, — проговорила Малика и вошла вслед за Хёском в потайную дверь. — Дети есть?

— Два сына и дочь, — ответил жрец, ведя её по коридору.

— Сыновья в армии?

— Да. Одному двенадцать, второму восемь.

— А дочь?

Рука Хёска напряглась.

— Она уже взрослая.

— Замужем?

— Нет.

— Кубара?

— Она инвалид детства, — нехотя промолвил Хёск.

— Познакомишь нас?

Рука Хёска похолодела.

— Она инвалид, — повторил жрец. — Не встаёт с постели.

— Когда ты видел её последний раз?

— Вчера.

— Значит, ты её навещаешь?

— Да, — еле слышно сказал Хёск.

Малика вошла в комнату. Опустившись на кушетку, оттянула на груди платье. Или ткань села после стирки, или грудь на самом деле увеличилась.

— Что за несчастный случай произошёл с Иштаром?

Хёск посмотрел настороженно:

— Несчастный?

— Когда ему было два года.

— Старший брат хлестнул ему по лицу мокрой тряпкой. Кто тебе сказал, что это был несчастный случай? Это просто случай.

— В это время он был в армии, — напомнила Малика.

— Его старший брат был наследником престола, и курировал воинские подразделения, где проходили службу младшие братья.

— От испуга Иштар перестал разговаривать?

— От неожиданности. Иштар никогда ничего не боялся. — Хёск нахмурился. — Нам не стоит продолжать разговор на эту тему.

— Последний вопрос. Таких «простых случаев» жестокости старших братьев было много?

— Это не жестокость.

— А что?

— Школа мужества. — Хёск открыл дверь. — Я подожду в коридоре.

Малика упёрлась локтями в колени, опустила голову. Откуда у Иштара могут появиться человеческие чувства, если он проходил школу жизни под присмотром таких братьев?

Ветер чуть не сбил Малику с ног, заставил её метнуться к изваянию тигра и прижаться к каменной лапе. Над плитами закручивались воронки из песка. Жёлтая пелена скрывала утреннее небо и дома на краю площади.

Хёск и его конвоиры торопливо обмотали головы грубой тканью, оставив щели для глаз, и приложили ко лбу ладони козырьком.

— Я же сказал: скоро принесут паланкин, — произнёс Хёск. — Давай подождём внутри.

Оттолкнувшись от статуи, Малика направилась к центру площади. Ветер бил в живот, в спину, поднимал края чаруш вместе с цепью и кулоном, опутывал ноги подолом платья. В глаза впивались мельчайшие песчинки.

— Это безумие, шабира! — прозвучал сзади голос Хёска. — Идём в храм.

Она обернулась:

— Где твой дом?

— Я живу под кровлей Бога.

Всё верно. Иштар говорил, что у жрецов, как и у воинов, нет собственности. Малика сжала в кулаке концы накидки, не позволяя ветру сорвать её с головы:

— Где живёт твоя дочь?

— Отсюда в трёх кварталах.

— Я хочу с ней познакомиться. — Прищурившись, Малика посмотрела вокруг. — В какую сторону идти?

Вновь устремила взгляд на Хёска. Ровная спина, развёрнутые плечи, руки вытянуты по швам, подбородок поднят: жреца словно вдавили в стену храма рядом с изваяниями воинов. Только Хёск не воин, он обычный человек. Какая тайна вынудила его остолбенеть от страха?

Малика резким жестом приказала конвоирам отойти. Ей надо было, чтобы ветер заглушал её голос и не позволял словам долетать до чужих ушей. Конвоиры отошли на почтительное расстояние.

— Ну что же ты стоишь, жрец? — произнесла Малика. — Покажи, где прячешь свою дочь. Я хочу спасти тебе жизнь, но я должна знать, чью жизнь я спасаю.

Помедлив, приблизилась к Хёску вплотную и встала спиной к ветру, пропитанному песком и пылью. Две фигуры — крепкая и хрупкая — слились в мутном мареве: подол платья шабиры облепил ноги Хёска, края чаруш прильнули к его лицу, закрытому рубчатой тканью.

— Ты обманул меня, верховный жрец. — Малика сделала глубокий вдох.

Ей удалось избавиться от видений. В далёком прошлом строительство храма сопровождалось трагическими случаями: травмами и смертями рабов. Если бы ночное хождение по лестнице не удалось — сейчас она бы слышала крики и видела изуродованных людей. Их не было, однако появилось нечто иное — Малика чувствовала себя одним целым со стихией и упивалась её мощью. Её тело оставалось хрупким, но сущность, которой наделил её древний жрец, наслаждалась бурей и расправляла крылья.

— Ты обманул шабиру, Хёск, — сказала Малика, испытывая желание раскинуть руки и закружиться. — Но ты не учёл, что я жрица от Бога. После каждого удара я прозреваю. Ни тебе, ни Иштару уже не удастся меня обмануть. Ты нашёл моё слабое место, Хёск, вынудил меня оголить потаённые чувства, о которых никто не должен был знать.

— Я уже объяснил, как это получилось.

Малика сняла чаруш, разжала пальцы; накидка взметнулась к небу. Развязала на затылке узел волос; чёрный водопад на миг коснулся спины и тотчас превратился в бурливые потоки, которые охватили жреца с двух сторон.

— У всех есть болезненная точка, Хёск. Сейчас я с удовольствием найду твою.

Просунув палец под рубчатый край, Малика стянула ткань с окаменевшего лица Хёска и устремила взгляд ему в глаза:

— Обмануть можно словами. Тело не умеет лгать. Когда ты вёл меня по коридору, я спросила о твоей дочери. Тебя выдала твоя рука. Она стала холодной как лёд. Дочь здорова. Верно?