Такаббир Кебади - Трон Знания. Книга 4

— А ты не лезь, — рявкнула Малика и посмотрела на Иштара исподлобья. — Почему же ты сидишь, а не крошишь мои кости и не выбиваешь мне зубы?

— Потому что ты моя шабира.

— Выкупи сестру. Пожалуйста…

— Не могу.

Перед внутренним взором промелькнули Адэр, Мун, Вилар. В один миг в том мире всё стало неважным. А здесь и сейчас перед глазами стояла несчастная женщина с округлым животом, вся в синяках и ранах.

Малика поднялась:

— Тогда я стану его кубарой.

Иштар указал на дверь:

— Иди! Через час твой новоиспечённый хозяин и вся его семья исчезнут. А ты… — Направил указательный палец на Малику. — …Вернёшься сюда, встанешь передо мной на колени и будешь умолять сохранить им жизнь.

— А как же ваша кровная месть? Или Самааш дочь не твоего отца?

— Я же сказал: её кровь меня не волнует.

— Кровная месть в Ракшаде — это бахвальство сопливых девочек, которые называют себя мужчинами.

Отшвырнув столик, Иштар вскочил. Хёск стремительно приблизился и встал между Иштаром и Маликой:

— Эльямин… Так нельзя разговаривать с хазиром.

— Мне — можно, — сказала она и, сделав шаг в сторону, повторила чуть тише: — Мне можно. Потому что я знаю, что такое месть. Моя мать прожила после смерти мужа три года. Три года! Слышишь, Иштар? Три года — немыслимый срок для моруны, которая потеряла любимого. И знаешь, что ей давало силы жить? Жажда мести. Моя мать убила всех, кто приложил руку к смерти моего отца. Она забрала с собой на тот свет двести человек. Одна! Вот что такое месть. Вы на такое не способны, потому что у вас птичья душа, рыбье сердце и пустые слова.

— Эльямин, есть определённый закон… — начал Хёск вкрадчиво.

— Если ты не можешь поступать как хазир, тогда зачем мне быть твоей шабирой? Я найду более достойного мужчину.

Иштар вздёрнул брови:

— Мужа моей сестры?

— Разве это мужчина?

— Отправишься к своему Адэру?

— Неужели во всей Лунной Тверди нет мужчин достойнее его? — Малика покачала головой. — Похоже, что нет.

И выйдя из комнаты, хлопнула дверью.

— Отпоили на свою голову, — пробормотал Хёск.

— Замолчи! — проскрежетал Иштар и сжал ладонями виски.

Малика добрела до лестницы и схватилась за перила. До этой минуты в голове рисовалась чёткая картина. Малика не думала становиться кубарой — глупая угроза сорвалась с губ невольно. Не желала разговаривать с супругом Самааш, понимая, что это бесполезно. Не собиралась проводить ритуал: ракшадами овладевают не те чувства и эмоции, какие испытывают люди, осознающие свою вину. Возможно, неудавшийся опыт с Шедаром был единичным случаем, и с другими мужчинами ритуал пройдёт иначе, но рисковать своей жизнью и жизнью беременной женщины Малика не хотела. Следовательно, чтобы взять Самааш под защиту, надо какое-то время пожить у неё в качестве гостьи.

Теперь нарисованная в мозгу картинка раздробилась на множество частей. Такие же кусочки — мелкие, ставящие в тупик — Малика обнаружила в лакированной коробке, дожидаясь встречи с Самааш. Она крутила в руках картонки разной формы, понимая, что получится натюрморт. Сейчас мысленно перебирала клочки чего-то целого и не могла сообразить, что из этого выйдет.

Сколько времени она сможет гостить в чужом доме? Если в течение недели Иштар не предпримет никаких действий, ей придётся отложить отъезд в Грасс-Дэмор или сдаться и уехать. И нужна ли Самааш её помощь? Женщин считают вещами, потому что они сами считают себя вещами. Их топчут, потому что они позволяют себя топтать. Ракшадок устраивает их жизнь.

Малика упёрлась локтями в перила, обхватила лоб ладонями. За неделю до отъезда она устроила скандал. И ради чего? Ради кого? Она вернётся к Самааш, сотрёт с двери печать шабиры и забудет о женщине, как о бумажном цветке, которому не нужна забота.

Заметив внизу воина, Малика спустилась с лестницы и попросила вывести её из дворца, однако воин довёл её до Приюта Теней и препоручил служанке, дежурившей возле входа.

Следуя за девушкой, Малика не могла понять, где находится, пока не увидела в конце коридора распахнутые двери теневого кубарата. Прислужницы кухарки, одетые в синие платья, закатывали внутрь тележки, заставленные супницами и блюдами, накрытыми крышками. Кубарам привезли ужин… Почему Иштар не отпустил их, как обещал? Пусть ритуал с его братом прошёл не так, как надо, но после него Шедар разучился врать — в этом сомнений не было. Малика пыталась успокоить себя: на оформление документов необходимо время. А внутренний голос твердил: «Тебя вновь обвели вокруг пальца».

Оказавшись в своих покоях, Малика направилась на террасу. Выйдя на мраморную площадку, уставилась на верховного жреца. Набирающий силу ветер полоскал подол его плаща и трепал расстёгнутый воротник. В воздухе кружили мелкие песчинки, вынуждая Хёска жмуриться, и с его век на Малику взирали фиолетовые татуировки в виде глаз.

— Куда-то собралась? — спросил жрец, придерживая рукой распущенные смоляные волосы.

— А ты не знаешь. — Всматриваясь в просветы между деревьями, Малика крикнула: — Воины! Паланкин шабире.

— Тебе придётся задержаться.

— Оставим разговоры на потом.

— Через час начнётся заседание суда. Ты можешь выступить в роли защитника.

— Я не стану защищать Шедара, — произнесла Малика, сбегая с лестницы.

Сердце затрепетало от радости: низложенного хазира обвинят в попытке срыва коронации, и Иштар отпустит кубар.

— А своего стража?

Малика обернулась:

— Кого?

— Того, кто подал тебе левую руку.

Ноги подкосились; Малика уселась на ступени. Кто подал ей левую руку? Когда? Перед коронацией… Она ничего не видела в треклятой чаруш и, выбираясь из паланкина, опёрлась на чью-то руку. Драго или Луга? Они оба левши.

— Кого? — повторила Малика.

— Я не знаю имени, — произнёс Хёск, неторопливо спускаясь по лестнице. — Иштар приказал взять под стражу «этого». Так и сказал: «Этого». Командир охраны его понял.

— Где сейчас мой человек?

Хёск пожал плечами:

— В тюрьме. Думаю, в камере допросов.

— Он не говорит на шайдире .

— Незнание языка и законов не освобождает от ответственности.

— Ты сказал: суд через час?

— Дело простое. Зачем тянуть?

Опираясь руками на ступени, Малика встала:

— Я хочу его увидеть. — И приготовилась к отпору Хёска.

Но он кивнул:

— Идём.

Вскоре Малика сидела в автомобиле и, глядя в окно, слушала противный шипящий голос.

— Я намекал тебе: вернись в Приют, не попадайся ему на глаза, если не хочешь быть его женщиной. А ты его дразнила. Ходила по грани между дозволенным и запретным. Он преподносил тебе подарки, не обращал внимания на твои шалости. Он одаривал тебя милостью. А ты, вместо того чтобы лизать ему руки…