Купава Огинская - По темной стороне [litres]

– Нет.

– Продолжим?

Почудилось мне, или он и правда это с предвкушением спросил, но ответ и на этот вопрос был тот же.

– Нет.

Мы немного помолчали. Он продолжал лежать, бесстрашно меня поглаживая, я – сидеть, прижимая к груди подушку. Стоило бы, конечно, с него слезть, но совсем не хотелось. Удобно, приятно… правда, щекотно немножко, но пусть гладит.

– Тогда, может, поговорим о твоих чувствах? – нарушил идиллическую тишину мой кошмар.

Теперь я молчала враждебно, но не рыпалась. Щекотные мурашки пока еще сглаживали его нетактичность, и я продолжала сидеть, зато начала сопеть.

Не внял, не осознал свою ошибку, не заткнулся. Ну и сам виноват.

– Проголодался? – спросила угрожающе. И так круто у меня это вышло, так предостерегающе и устрашающе, что я просто могла собой гордиться.

– Не в этом дело. – Раяр угрозы не почувствовал, продолжая рассуждать вслух. Кошмар у меня был сильный, можно сказать, самый страшный хищник на всю округу, и инстинкт самосохранения у него за ненадобностью издох. В муках. Потому что если бы не издох, то Раяр бы точно почувствовал, что я не хочу говорить о своих чувствах и начинаю злиться. – Но то, что я ощутил несколько минут назад, перед тем, как ты так забавно попыталась меня убить…

– З-з-забавно? Я ж тебя душила!

Он досадливо кивнул, всем своим видом прося меня заткнуться и не перебивать.

– Я хочу, чтобы ты всегда испытывала те эмоции.

– Х-х-ха!

Это все, чего от меня добился Раяр. Больше ни звука я не произнесла. Просто сползла с него, зажав подушку под мышкой, и гордо протопала до кресла, под которым не так чтобы очень долго разыскивала ключ. Хищник молча следил за мной, ничего не спрашивая. Кажется, действия мои он воспринял как-то неправильно, сделал совершенно непонятные выводы и не препятствовал моему побегу.

И подушку свою вернуть не попросил, хотя я так и не поняла, зачем унесла ее с собой. И даже знать не хотела, почему теперь предпочитала спать только на ней.

Как-то совсем жутко было думать о взаимности, а если страшно, то лучше и не думать…

Ну, это я так считала. А у хейзаров было свое мнение по данному поводу.

Раяр под чутким руководством Делмара начал осаду. Я не знала, рассказал ли мой кошмар своему братцу о недостойных хейзара чувствах к монструозной человечке, или огонек по старой памяти взялся меня в хищника влюблять, но дела мои были совсем плохи.

Началось все опять с цветов. К счастью, не в постель. Но находить каждое утро на соседней подушке очередной букет мне надоело уже на третий день, а Раяр как совершенно отмороженный тип бесстрастно ссылался на ухаживания и предлагал мне уже просто его полюбить, тем самым избавив себя от мучений.

Не дождавшись от меня нежных чувств и, видимо, пожаловавшись Делмару, кошмар усилил натиск. К цветам и гостинцам из разнообразных кондитерских добавились коробочки с украшениями.

Вот только радовалась я исключительно сладостям. Цветы копились, мочалки волновались, поддавались паранойе и были уверены, что все емкости, в которых можно хранить цветы, скоро закончатся. Хотя ваз в замке было просто до неприличия много.

И кое-кто планировал их все занять.

А Делмар улыбался, отговаривать своего безголового родственника отказывался и угрожал романтическими ужинами, которые совсем скоро начнутся, если я не образумлюсь.

Обычно в такие моменты я не выдерживала:

– Да люблю я его уже! Люблю! Только прекратите надо мной издеваться.

– Разве так любят? – сокрушенно качал головой он. – Если там что и есть, то лишь легкая симпатия, а нам нужно, чтобы ты голову от любви теряла, чтобы здесь все твоей любовью пропиталось, понимаешь?

Я понимала. Очень хорошо понимала, что мне конец. И не потому, что я Раяра полюбить не смогу. Если быть совсем уж честной хотя бы с самой собой, он мне уже давно не просто нравился. Но я сдержанная, наверное, даже зажатая. Я не могла этого показать.

Потому сложнее всего для меня было даже не полюбить моего кошмара, а как-то продемонстрировать ему свои чувства, чтобы он уже успокоился. Особенно если учесть, что он мне в этом совсем не помогал. Раздражал только своими неумелыми попытками меня подкупить.

Продолжались эти безнадежные издевательства до одного дождливого холодного вечера.

Осень смело вступала в свои права, листья быстро набирали краски, золотые, рыжеватые и красные до багрянца, они пока еще крепко держались на ветках, упрямо противостоя и безжалостным ветрам, и проливным дождям.

Вот только непогода с каждым днем становилась все грознее, и осень неумолимо двигалась к своей самой золотой середине, чтобы потом рухнуть в беспросветную серость, которую под силу было разогнать только холодной зимней белизне.

Раяр ворвался в мои покои в девятом часу, мокрый, отчего-то злой и раненый. Сырой аромат леса, принесенный им, мешался с горячим и соленым запахом свежей крови.

– Ты…

Я не успела встать. Только закрыла книгу, которую читала до его появления, как он оказался рядом, оставив промокший насквозь грязный плащ валяться у дверей.

– Держи. – На одеяло, прямо мне на колени, упало что-то дрожащее, косматое и тихо скулящее.

– Это… что?

– Замена нарзам. – На покрывало рядом со мной он садиться не стал, расположился на полу, прямо на шкуре, обессиленно привалившись спиной к кровати. – Сил нет смотреть, как ты с ними нянчишься. Это хотя бы живое.

Живое испугано мякнуло, дергаясь в моих руках, и попыталось забраться под одеяло.

– Это… подарок? – растерялась я, с трудом удерживая извивающееся мокрое тельце. Животное было размером с некрупную кошку, а силищи – как в медведе.

– Да.

– Мне?

На меня странно посмотрели и задали интересный вопрос:

– А кому еще?

– То есть это странное, мокрое, дрожащее чудовище – твой мне подарок? – дотошно уточнила я, не обращая внимания на хмурый вид моего кошмара. – Делмар о нем не знает, верно?

Раяр медленно кивнул, и по его лицу было прекрасно видно, что он уже успел пожалеть о своем желании подарить мне этого монстрика.

– Когда обсохнет, выглядеть будет лучше, – попытался оправдаться хищник.

А я смотрела на это мокрое несчастье и не могла поверить. Сам. Взял и подарил мне питомца. Сам же додумался, без посторонней помощи.

Мне же всегда хотелось кого-нибудь завести. Сначала собаку, потом кота, ну, или хоть хомячка, но мама отговаривалась аллергией, как-то безапелляционно заявив на скромное предложение завести хотя бы сфинкса, что в ее доме не будет жить лысое исчадие ада, даже если у нее на него и нет никакой аллергии. И вот теперь у меня был свой собственный домашний питомец, которого я буду любить и который будет страдать от моей любви.