Стивен Эриксон - Повести о Бочелене и Корбале Броче. Часть вторая

Шпилгит скривился: - Хватит намекать, что ты мертв. Проклятие! Думаешь, мне тепло? Боги подлые, давай же. Замерзни, какое мне дело? - Он оттолкнул Якля и начал копать слежавшийся, пронизанный ледышками песок. - Если это пустая трата времени, - рычал он, - тебе отсюда не уйти. Копаем тебе могилу, Якль.

- Она тут, Шпилгит. Моя добыча. Мое сокровище. Хватит на проклятое поместье или сразу два, если второе запущено и живет в нем полоумная старуха, кушающая на завтрак летучих мышей. Такая старуха, что ее можно сбросить с лестницы и слуги не зададут вопросов, так что имущество упадет тебе на колени из-за долгов или еще...

- О чем ты бормочешь, во имя Худа? - спросил Шпилгит, сверкнув глазами. - Какая старуха? Какие долги?

- Просто к слову. Я ушел последним, понимаешь, и пусть мыши ей нравились, но мне приходилось варить чай из паутины, но я оставался так долго, как мог, но получил ли благодарность? Ни разу за всю жизнь. Карга плевала на меня и царапала лицо, а ведь подсвечники были мне вместо платы - сама сулила! А она? Схватилась за мешок и все рассыпалось, а она пнула меня в лодыжку и вонзила зубы в горло. Только зубов у нее не было. Они обслюнявила мне шею, Шпилгит, и это было неприятно.

Шпилгит безжалостно рассмеялся: - Ты сбежал от старухи. Боги, Якль, ты так жалок.

- Наверное, она меня отравила. Или прокляла. Или все сразу. Я ждал подобающей смерти, знаешь ли. Простого конца жалкого существования. Я заслужил...

Что-то лязгнуло под лопатой. Тяжело дыша от напряжения, Шпилгит обвел предмет острием штыка, различив выпуклую крышку сундука.

- Вот, - сказал Якль. - Я не врал.

Шпилгит положил лопату и вытащил сундук. Тяжелый - он кряхтел, извлекая его из дыры. - Постой, - сказал он, обнаружив печать на ручке. - Это же сундук Сборов!

- Точно. Я забил сборщика до бесчувствия на дороге в Элин. Канделябром!

- Ты украл налоговые сборы.

- Просто взял назад свое, Шпилгит. Ты ушел из сборщиков, так какая разница? Половина твоя.

Шпилгит вылез из ямы, отряс руки и прыгнул на Якля. - Вор! - Руки сомкнулись на кривой, покрытой ссадинами шее, повалив Якля наземь. Шпилгит встал на колени и сдавил горло, увидел, как уродливо выпучиваются глаза, как синее лицо становится серым. - Теперь ты умрешь по-настоящему! Как и хотел!

Содрогания Якля прекратились, ноги замерли; всякие признаки жизни покинули пятнистое лицо.

Но Шпилгит не отпускал горло, задыхаясь от гнева. - Вор, - повторил он, но уже без сильного чувства. - Посмотри на себя. Желание исполнено, дурак. Это наказание. Законная казнь, верно? Я все еще сборщик налогов - это в моей крови, в костях, в руках. О боги! - Он оторвал руки и отполз от трупа.

Взгляд коснулся сундука, лоб наморщился. "Краденые налоги. На строительство хороших дорог. На уличные фонари. На водоотвод. Но все же человеку нужно правильно улаживать дела. Вряд ли меня примут обратно. Можно стать счетоводом, использовать знания на другой стороне. Милая контора, достойные соседи, процветающий город. Новая одежда. Слуги. Я ли не заслужил за год в Спендругле? Год? Всего один год? А кажется, столетие!" Он пошарил рукой, подтянул к себе сундук и открыл.

Монеты были уложены ровными столбиками, каждая обернута и с ярлычком. Все переведены в одну валюту, сплошь треклятое золото. "Не обычный улов. Не поскребки с деревень, ферм и хижин. Боги подлые, это сбор целого города. Что, Худа ради, сборщик делал на дороге без вооруженной стражи?

Шпилгит, ты глупец. Ублюдок крал деньги, нет сомнения!"

Он уронил крышку. Тело снова прохватил мороз, ведь он уже не копал яму и не убивал Якля. Здесь хватит монеты, чтобы купить Спендругль и земли вокруг, и дурацкую крепость. У него столько денег, что можно нанять армию и вернуться сюда летом, опустошив всю округу. Только этого она и заслуживает.

Шпилгит встал, не отводя глаз от сундука.

Лопата размозжила затылок, он упал лицом вперед. Ноги чуть подергались и застыли, прямые как копья. Якль оглядел простертое тело. - Говорил же, я мертв! - крикнул он. - Нельзя убить мертвеца! Говорил!

Бросив лопату, он встал на колени и положил сундук обратно в дыру. "Погодит до весны. Слишком холодно для путешествия". Суставы застыли, каждое движение сопровождалось мучительным скрипом.

Якль засыпал яму, потом оттащил Шпилгита в полосу прибоя. Пнул труп в бурлящую пену и проследил, как море тянет его, унося между утесов.

- Убийства налоговиков, - бурчал он. - Можно неплохо зарабатывать на жизнь.

Забрав обе лопаты, он двинулся в селение.

Ведьма Хурл выползла из кустов, встав на четвереньки. Кровь вяло капала со лба, почти сразу замерзая. Нужно отдать должное Шпилгиту: реакция у него молниеносная. Но какая разница. Против девятерых у него ни шанса, и время воистину пришло.

Что-то пробормотав, она перетекла. Тело расплылось, завывая от боли, и через миг девять котоящеров появились среди густой, душной дымки. Ветер унес запахи. Тела ее были хилыми, но полными злобной ярости. Она скользнула вперед, крутя хвостами. Девять поджарых тел-членов шли по следу.

В "Королевскую Пяту". Начнется там, и там же завершатся многие отложенные дела. Скорее всего, жители собрались в одном месте, а значит, не придется ей охотиться по домам и хижинам, в свинарниках и конюшнях. Нет, все они толпятся в "Пяте", скрываясь от бури, взаимно согреваясь и потея.

Она сделает из гнусной таверны могилу, заколдованный склеп, и пусть стены сочатся кровью бойни, в воздухе носится многоголосое эхо воплей, стонов и предсмертного хрипа.

Когда она подбежала ближе, взгляды снова упали на пятно света в крепости. Ярость зашипела как жир на сковородке, глотки открылись, шипя и плюясь, встали все зазубренные чешуйки на хребтах.

Там, прямо впереди, вход в "Королевскую Пяту".

Она прыгнула на барьер. И была отброшена. Бессильная ярость наполнила тела. Когти выползли и прорезали ветер, глубоко прочертили промерзшую грязь. Она глядела на дверь, желая, чтобы та взорвалась. Но дверь сопротивлялась ее власти. Хурл завизжала девятью глотками.

Слыша высокий визг снаружи, Феловиль содрогалась. - Ветер сошел с ума! Эй, ты, выпей еще!

Щепоть со смехом приняла кружку, следя за пляшущей рукой. - Блестящая идея, - заорала она. - Таверна на корабле! Нужно было сделать так годы назад!

- У тебя больше нет корабля, - сказал Крошка, красные глазки обежали зал и снова озабоченно уставились на груди Феловили. - Вы все пьяны, - пояснил он. - Оттого вы и колышетесь, а пол кренится, а фонари так и качаются. - Рыгнув, он прижался к стойке, чтобы быть ближе к грудям, и заговорил с ними, грустно улыбнувшись: - Знаю, вы старенькие и все такое, но это делает вас еще отчаяннее, а отчаянные женщины по мне.

- Думаю, только такие и клюют, - отозвалась Феловиль. - И знай, что мне всего тридцать один год.