Майкл Мэннинг - Торнбер

— Его что? Это было его сердце, если ты это слово ищешь.

— Нет, ну, да, можно и так сказать, но это не было буквально его физическим сердцем. Когда он трансформировался, его источник — центр его существа, его жизни — стал рубином. Это что-то вроде сердца, но гораздо важнее, чем просто какой-то кусок плоти, нагнетающий кровь.

Грэм посмотрел на него:

— И…?

— Узы земли всё ещё там, — закончил Мэттью. — Но это бессмыслица. Обычно, когда кто-то трансформируется, то становится частью земли — узы перестают существовать. Но, с другой стороны, твой папа был стоиком. Вот, почему он постоянно изменялся обратно, по крайней мере — согласно моему отцу. — Он стал говорить сам с собой, пытаясь понять то, что видел.

Мэттью посмотрел на Грэма:

— Если это — его эйстрайлин, то она не могла раствориться. Она осталась отдельно, и узы земли, которыми связал себя твой отец, всё ещё привязаны к ней.

— Что это значит?

— Это значит, что ты держишь в руках источник силы, если мы сможем придумать, как им пользоваться, — сказал его друг.

Обсудив этот вопрос, Грэм оставил камень с Мэттью, а когда пошёл обратно, то был настолько занят своими мыслями, что едва не забыл о просьбе Мойры.

Маленькая мишка у входа в апартаменты его семьи напомнила ему:

— Она всё ещё ждёт тебя, — сказала Грэйс.

Он и не заметил, что она там стояла:

— О!

Подхватив медведицу, он прошёл по коридору, и свернул за угол. Охранник, стоявший у внешних дверей в жилые помещения Иллэниэлов, кивнул ему, когда Грэм проходил мимо. За дверью была прихожая, и ещё одна дверь.

Вторая дверь была истинным входом в дом Графа. Если бы он открыл её сам, то она привела бы его в пустые, но тщательно обставленные семейные апартаменты. В косяк двери были встроены хитро скрытые чары магических ворот. Магия была активна лишь пока дверь была закрыта и цела. Когда её открывал незнакомец, магия тихо отключалась, оставляя совершенно нормальный вход в нормальные апартаменты.

Однако когда её открывал правильный человек, в основном — кто-то из рода Иллэниэлов, — портал оставался активным, и дверной проём вёл в скрытый дом глубоко в Элентирских Горах. Портал оставался активным при закрытой двери для того, чтобы слуги и другие люди могли постучаться в дверь, и быть услышанными семьёй.

Грэм постучал.

Мойра мгновенно ответила, имея тревожный и слегка раздражённый вид:

— Почему так долго?

— Нам нужно было о многом поговорить.

Она вышла в прихожую, закрыв за собой дверь:

— Я кое-что нашла. — Она протянула ему аккуратно сложенный конверт. Его отмечала вычурная литера «А», отпечатанная на красной восковой печати.

— Что это? — спросил он её.

— Переверни.

На обратной стороне, написанное аккуратным и вычурным почерком, было его имя.

— Где ты это взяла?

— Оно было в шкатулке на её туалетном столике. Я обыскала комнату сразу после того, как ты сбежал позавчера, но у меня не было возможности отдать его тебе до сегодняшнего дня. — Она казалась готовой взорваться от сдерживаемой внутри энергии.

— А что в нём написано?

— Я не знаю! На нём же твоё имя написано! — рявкнула она. — Так ты его откроешь или нет?

Очевидно, она сгорала от любопытства, но Грэм не мог не впечатлиться её выдержке. Немногие удержались бы от желания посмотреть на письмо. Особенно волшебница, которая скорее всего могла восстановить печать так, чтобы он ни о чём не догадался.

Однако Грэм ни в чём подобном её не заподозрил. Она убирала от желания узнать, что было в письме, да и он знал её слишком хорошо.

— Спасибо.

— Ты дашь мне посмотреть, что там написано? — спросила она.

— Дай мне сперва его прочесть. — Отвернувшись, он сломал печать, и вытащил дрожащими пальцами листик бумаги. На нём было написано лишь несколько коротких слов:

Письмо дожидается в хижине пастуха.

Он уставился на листок, и в его груди расцветала надежда.

Голос Мойры донёсся из-за его плеча:

— Какого пастуха?

Грэм хмуро глянул на неё:

— Ты даже не подождала, моего разрешения.

— Прости! Она и мне была подругой! Какая хижина? Ты знаешь, что она имеет ввиду?

— Без понятия, — солгал он.

Она так ему и сказала:

— Не надо ля-ля! Ты знаешь!

— Это личное, — сказал он ей.

— Тогда я просто пойду за тобой следом, — предупредила она.

Грэм осознал, что напрягся, и с усилием выдохнул:

— Слушай, Мойра, это письмо — такое, какое она не хотела позволить прочитать никому другому. Иначе она бы не оставила такую таинственную записку. Она знала, что с большой вероятностью кто-то другой мог прочитать её первым.

— Не такая уж она и загадочная, — парировала молодая женщина. — Пастухов поблизости не настолькомного.

— Пожалуйста, Мойра, — искренне сказал он. — Я сомневаюсь, что смогу тебя одурачить. Пожалуйста, просто позволь мне забрать письмо, чтобы никто не узнал. Если там нет ничего смущающего, то я могу и поделиться им, но обещать ничего не могу.

— Я не настолькобесчувственная, — возразила она. — В конце концов, этописьмо я не открыла.

— Спасибо.

Она сжала губы:

— А что, если в письме что-то опасное? Тогда-то ты скажешь кому-нибудь, или опять сбежишь сам по себе?

— Доверь мне самому это решать, — сказал он ей.

— Только если пообещаешь сказать мне, если решишь снова за ней погнаться, — сказала она, скрестив руки на груди.

Грэйс стояла рядом, и кивала, подкрепляя её доводы.

— Ладно, — сказал он. — Обещаю не уезжать, не поговорив сначала с тобой. Этого хватит?

Мойра обняла его.

— А это за что? — спросил он.

— Чтобы поднять мне настроение, — сказала она ему.

Пятнадцать минут спустя он ехал по тёмным полям у Уошбрука. К счастью, луна наконец решила объявиться, хотя её размер всё ещё был четвертью от полного. Она давала достаточно света, чтобы было относительно легко находить путь, особенно после того, как его глаза адаптировались.

Дом пастуха МакДэрмотта он нашёл без происшествий, и постучал в дверь как можно вежливее, учитывая тот факт, что стояла глухая ночь.

— Алан, это я, Грэм Торнбер! — окликнул он, догадываясь, что пастух может вполне понятным образом не желать открывать дверь в такой час. — Пожалуйста, открой!

Минуту спустя изнутри донёсся ответ:

— Обождите! Дайте минутку. — Голос пастуха звучал глухим и сонным. Через щели в двери пробился свет, а затем она открылась. Алан стоял, держа в руках маленькую оловянную лампу.

— Прошу прощения за то, что явился в такой час, — сказал Грэм.

— Она не сказала мне, что вы будете стучаться в дверь перед рассветом, — сказал пастух.

Он явно не был в городе, иначе уже услышал бы новости.