Елизавета Дворецкая - Дар берегини. Последняя заря [litres]

Вздумала выйти замуж за Хвалимира и ему передать наследство Ингера? Дикая мысль, но Хвалимир был Прекрасе немногим более чужой, чем киевская родня. А Хвалимир, как Ельга помнила, очень даже способен понравиться женщине. Когда их со Свеном общий замысел наполовину провалился, Хвалимир пытался утопить Свена, чтобы выскочить из проруби самому. Так почему ему не поискать союзника в Прекрасе? Ведь Свен оставался врагом им обоим. Случись такое, неудивительно, если бы Свен придушил змею своими руками.

Постепенно отроки возвращались из бани и в чистых сорочках, с мокрыми волосами, садились за стол. Свен встал над хозяйским местом с большой чарой в руках, куда Ельга налила пива, и приподнял ее, приглашая богов.

– Да славятся боги наши, что дали нам победу и привели домой невредимыми. Да пошлют они нам поскорее забыть весь этот поход, а врагам нашим – помнить вечно! – провозгласил он и выпил.

Чара пошла вокруг стола. Отпив, десятские, за ними оружники приступали к еде; ели охотно, но молча. Никто не удивился речи воеводы, лица остальных были немногим веселее. Никто не смеялся, не слышалось болтовни, похвальбы своими подвигами, никто не рассказывал взахлеб: а вот было раз, стою я в дозоре… Они как будто воротились с того света и заново, с неуверенностью осваивались в мире живых.

Когда Свен насытился и принялся за пиво, Ельга подошла к нему.

– Вы мне расскажете, что случилось? – при всем ее терпении она начала сердиться. – Что такое вы хотите забыть? Вы же одолели?

– Да. Мы разбили их в поле перед Искоростенем. На том самом, где они разбили Ингера. Разорвали их строй надвое, – по дружинной привычке Свен выстроил на столе перед собой подобие поля битвы, используя обглоданные кости, свой поясной нож и чашу. – Вот эти края в город потянулись, те по лесу разбежались. Мы за ними к городу бегом. Там ров большой, узкий мост, наверху вал и частокол. Они сами на мосту теснились, друг друга давили, прорва народу с моста в ров попадала. Успели у них на плечах в ворота войти, а то бы долго пришлось возиться. В городе тоже бились. Хвалимира живым взяли, только без памяти. На нем Ингеров шлем был, так и опознали. Потом… она приказала город сжечь как был. Прямо с трупами. Как он горел… пламя до неба, вонь на весь свет…

– А Хвалимир?

– Его в полоне сперва держали. Полон она послала могилу делать гридям… Ингеру тоже.

– Мы ж тело нашли! – вступил Асмунд. – Ингера. В пещере, во льду. Думали, его уж нет давно, они его зарыли где ни попадя или со всеми гридями сожгли, а они сохранили. Сам Искоростень – скала такая, каменная, в ней пещер несколько, и в них ледники устроены. В одном он и лежал. В колоде дубовой. Нам полон сказал, что это он. Колода закрыта была…

– И что? – Ельга невольно взялась за горло.

– Я посмотрел, – мрачно кивнул Свен. – Лучше б не делал. Они его изрубили, как не сказать что, а он еще лежал сколько. Хоть и лед, а все-таки…

Ельга сглотнула.

– А потом?

– Сделали ему могилу. Рядом с той, где от общей крады прах был захоронен. Сруб в земле, как положено. Двух отроков и двух девок деревских с ним положили, лошадь, свинью. Оружие, пожитков всяких. А как сделали могилу, она приказала… – Свен сглотнул. – Другую яму вырыть, туда старейшин деревских, из полона, два десятка положить… и живыми засыпать.

– О боги! – Ельга передернулась и опять сглотнула.

– Это было богам, – кивнул Свен. – Потом велела краду сделать большую, на нее еще два десятка положить и сжечь… тоже живыми. Ну и вонь была…

– И вы… вы на все это согласились?

– А что я не должен был согласиться! – со злобой воскликнул Свен и взмахнул кулаком над столом. – Она мстила. За мужа. Сказала, что эта жертва за возвращение удачи нашей и чтоб бесчестье смыть. И чтобы не смели они больше против сына ее подниматься. Никогда, даже через сто лет! Что я мог сказать? Пожалей древлян, не бей их, они мне родичи? Я тестя едва отстоял, – он мрачно глянул на Ружану, которая уже плакала от ужаса. – Боряту взял в счет своей доли, остальных кой-кого еще у людей выкупать придется, а уж Кольберн и Радила мне свою челядь дешево не отдадут. Покатаются теперь на моих косточках, упыри! Больше не мог ничего. Сама знаешь… она мне могла кой-чего припомнить.

– А потом? – прошептала Ельга, понимая, что он прав.

Эта расправа была не только местью за Ингера и способом устрашения древлян. Этим Прекраса хотела покарать и Свена. Показать, чего он заслуживает и от чего спасен благодаря их тайному соглашению.

– Дренги наши за лес ушли, чтобы не видеть, – добавил Асмунд. – Я хотел Святку унести, а она его забрала, на руках держала и краду ему показывала. Смотри, говорила, вот моя месть за отца твоего. Вот выкуп удачи твоей на всю жизнь. Никто не посмеет тебе сказать, будто от гибели отца твой род счастье утратил. Боги тебе должны удачи на сорок лет вперед.

– А он что?

– Да меня чуть не вывернуло. А он что понимает, дитя еще… Только от дыма морщился.

– А Хвалимир?

– Его напоследок оставили. На другой день велела тризну по Ингеру править. А перед тем Хвалимира привести. И приказала… на части его разрубить живым и по тому полю разметать. Голову, руки, ноги…

Ельга содрогнулась и обхватила себя за плечи, судорожно сглатывая. Она восемь лет не видела Хвалимира, но помнила ясно. Он был так хорош собой, и даже ей подумалось тогда… Она помнила его взгляд, в котором смешались восхищение и сомнение: он хотел верить ей, но не позволял себе этого. Оказался прав. И вот… Не в добрый час древляне выбрали его князем. Он умер страшной смертью, его тело не погребено, дух не вернется в потомках и будет вечно блуждать вокруг Искоростеня, превращенного в жуткое пожарище.

– Сгинул род наш деревский! – причитала вполголоса Ружана. – Не жить ему больше, ныне он как дерево с корнем подрубленным, сгинут древляне, как обры сгинули, без памяти, без наследка. Старцы убиты, счастье по чисту полю рассеяно, отроки и девы в полон уведены!

Прекраса с лихвой отомстила за мужа, отняв жизнь его убийцы и лишив все племя древлян какой-либо воли для новых мятежей. Месть ее войдет в предания, которое заставит людей содрогаться от ужаса и тысячу лет спустя.

Боги, да правда ли это? Не жуткий ли сон? Ельга вспоминала Прекрасу, которую знала – юную девушку, похожую на золотисто-белый цветок нивянки. Потом молодую мать, счастливую, держащую на руках свое долгожданное дитя. Не верилось, что она сотворила все, о чем рассказывали. Но Ельга знала: в последний год Прекраса сильно изменилась. Смерть Ингера убила и ее в тот же миг, как она узнала о своем вдовстве. Ельга и до того чувствовала отстраненность невестки, одетой в скорбную сряду вдовы, от мира живых, но не знала, насколько глубока эта отстраненность. Свен и Асмунд, убедившись в этом своими глазами, больше ни разу не назвали ее по имени, а говорили «она». У таких существ нет человеческих имен. Ельге и самой сейчас казалось, что она не видал Прекрасу много-много лет, а не два месяца. Неудивительно, что…