Елизавета Дворецкая - Дар берегини. Последняя заря [litres]

Самое важное взяла на себя Дымница. Старые постельники с лежанки вынесли и сожгли, а на их место она наложила ржаной соломы, так что постель стала выше прежнего. Под соломой она разложила черепки от горшка, много лет назад разбитого на пиру в честь имянаречения Ельги-Поляницы; тогда сама княгиня Ольведа собрала эти черепки и отдала Дымнице на хранение, для будущей свадьбы дочери. Не ведала она, к счастью, что свадьбы этой придется ждать на десять лет дольше, чем предполагалось, но черепки от ожидания хуже не стали.

– Сколько черепков – столько вам сынков! – бормотала Дымница свадебный оберег. – Ложитесь вдвоем, вставайте втроем! На всякую ноченьку – сынка или доченьку!

Солому старуха покрыла тонким постельником и новым белым настилальником [39] Постельник – тюфяк, настилальник – простыня. . Приготовление брачной постели – дело особое, абы кому не доверишь. Это надо делать умеючи, чтобы отвратить от новой пары «все порчи да корчи», призвать здоровье и плодовитость. Обычно этим занимается мать жениха, но и Асмунд, и Ельга матерей не имели, и только Дымница могла их заменить. Вспоминая Ольведу, старуха взгрустнула: покойную Ельгову княгиню она знала с юных лет, с тех пор как сама была девкой-невестой. Уж верно, княгиня была бы довольна, что чужачка убралась из ее дома и почетное место занимает та, которая для него рождена – дочь Ольведы и Ельга.

Вдруг Дымницу бросило в дрожь, будто нечто холодное коснулось самой души. Выпрямившись, она обернулась, но ничего не увидела. В избе она была одна, дверь закрыта и заперта на засов, заслонка с оконца отодвинута, но стоял теплый летний день и сквозняком не тянуло.

Старуха снова принялась за работу, но дело не спорилось. Что-то ей мешало, как будто возле постели стало очень тесно; она как будто на каждом движении натыкалась на кого-то, и этот кто-то был таким холодным, что от его невидимых касаний делалось зябко. Хорошо просушенная солома источала гнилостный запах.

«Захворала я, что ли?» – спросила себя Дымница. Еще раз огляделась, потом приложила ладонь козырьком ко лбу и из-под нее осмотрелась еще раз.

И снова вздрогнула: в шаге от нее стояла стояла девка – незнакомая… а может, знакомая, но Дымница никак не могла в полутьме избы рассмотреть ее лица. Обычная девка, в сорочке, темной дерге, ноги босые. Коса длинная, чуть не до коленок. Конец косы вроде мокрый… Не из здешней челяди… вроде и не из Ельгиной девичьей дружины, но не разглядеть – как присмотришься, девка расплывается, словно отражение в неспокойной воде.

Это еще откуда?

– Ты кто такая? – Старуха сердито подбоченилась. – Чего пришла?

– Дозволь помочь тебе, – девка льстиво поклонилась.

– Не надо мне подмоги! Откуда взялась? Ты чья?

– Прислала меня госпожа.

– Какая госпожа?

– Княгиня.

– Какая еще княгиня?

– Ельга-Прекраса.

Покойница! Едва веря ушам, Дымница отшатнулась. Поняла: девка говорит правду. Ее прислала та, прежняя хозяйка этого дома, что уже много дней была мертва и переселилась в «другое жилье», что в причитаниях зовут тесным, темным, безоконным.

Снова взглянула на дверь – засов был на месте.

– А ну сгинь! – Дымница выставила вперед свой оберег, мешочек с зашитым внутри волшебным корнем, с которым, постоянно прохаживаясь вдоль края бездны, никогда не расставалась. – У меня хрен да полынь, а ты плюнь да покинь!

– С-сама ты с-сгинь! – со змеиной злобой прошептала девка и… исчезла.

Дымница, замерев, смотрела на то место, где только что стояла незваная помощница. На дубовых плахах пола осталось влажное пятно…

Немного подумав, старуха решительно приступила к постели и порушила всю собственную работу. Сдернула настилальники, охапками покидала на пол солому, добралась до черепков…

И охнула. Под слоем соломы обнаружилось кое-что, чего она в постель новобрачным не клала! Черное крыло летучей мыши-вечерницы, сухая веточка вербы и нечто похожее на обрывок мелкой сети – полупрозрачная, чешуйчатая шкурка, сброшенная змеей.

Войдя в дом, Свен сразу увидел сестру: Ельга стояла посреди избы, а лицо ее выражало потрясение и испуг.

– Свен! – Она шагнула к нему. – Ты… что…

Ельга сглотнула, глубоко дыша. Глаза ее были вытаращены, зубы постукивали. Свен сам был ошарашен: никогда он не видел свою храбрую сестру в таком жалком состоянии.

– Что стряслось-то? – Свен огляделся и заметил возле скамьи Дымницу.

Под взглядом воеводы старуха поклонилась.

– Она пришла… – Ельга показала на Дымницу. – Сказала… ой, божечки!

– Что ты пришла? – хмурясь, обратился Свен к Дымнице. – Что сказала, жма?

– Беда, воевода, – старуха вздохнула. – Приходила нынче одна…

– Кто приходил? Да говорите уже толком, жма!

– Как бы девка, да только не девка она. Сказала, прислала ее… наша… княгиня бывшая, покойница. Прислала, дескать, помогать постель стелить. Я ей говорю: не надо мне помощниц, сгинь! Она ушла. На полу пятно мокрое. А в постели такое… чем порчу бесчадную на молодуху наводят.

Свен перевел взгляд на Ельгу: она стояла, прижав обе ладони к лицу, так что видны были только испуганные глаза. В глазах блестели слезы. Она давно знала, что за Прекрасой стоит некая недобрая сила, но не ждала, что эта сила вернется, когда Прекрасы уже не будет! И со страхом смотрела на брата: его рука отправила Прекрасу на тот свет, на него пала ее кровь. Уж сколько его потом парили с самыми сильными очищающими зельями – видно, мало.

– Это она… с того света прислала… – прошептала Ельга, опустив руки. – Не хочет, чтобы у меня свои дети были. Испортить норовит.

– Уж у нас-то обереги верные, тын железный от земли до неба! – вставила Дымница. – А вот пролезла как-то, нечисть. Лоскотухи то, сестры ее. С того света подсылает. Надо нам думать, как избыть.

– Ясно… – обронил Свен. – Змею убили, а зубы остались…

В колдовстве он не понимал, но опыт встреч с русалками у него имелся.

– Ничего! – он подошел к сестре и взял ее за плечо. – Не бойся. Я тебя прикрою.

Ельга недоверчиво посмотрела на него: в делах ворожбы она от брата помощи не ожидала.

– Зря у нас, что ли, дружина целая? – Свен прикоснулся к рукояти меча. – И не таких одолевали.

В четверг – последний вечер перед свадьбой – Свен остался в избе один. Ружана увела Ельгу в баню, где они вместе с Дымницей и другими мудрыми женщинами будут поливать водой невесту, стоящую на разорванной девичьей рубашке. Завтра, в день богини Фригг, ее оденут в самый дорогой наряд, покроют белой паволокой, Свен посадит ее на коня и отвезет на княжий двор, где ей отныне жить. А сейчас, пока никто вокруг не мельтешит, ему нужно еще кое-что сделать.

Способностей к ворожбе Свен никогда за собой не знал. С отрочества привык думать, что все это досталось на долю сестре: бабье дело – волшбу волшить, чары заводить. Заполучив Друга Воронов, он привык пользоваться помощью духов-пленников, которую они подавали сами. Но они приходили, когда их сила требовалось ему, хозяину меча. Можно ли вынудить их помочь кое-кому другому?