Шеннон Чакраборти - Золотая империя [litres]

– Тогда присаживайся, – сказала она, похлопывая по влажному песку рядом с собой.

Нари поднесла тлеющую ветку к сухому пучку травы, который она запихнула в раковину, и та вспыхнула пламенем. Держа ветку в одной руке, она склонила голову и стала тихо молиться на дивастийском.

Проводить ритуал оказалось приятно, даже лучше, чем она ожидала. Нари не молилась с тех пор, как покинула Дэвабад, с самого рассвета Навасатема, когда она зажигала масляные лампы вместе с Низрин. У Нари всегда были сложные отношения с религией – главным образом потому, что для нее это больше смахивало на обязанность, чем на истинную веру. Она могла зваться бану Нахидой, но нередко чувствовала себя мошенницей и страстно желала разделить глубину убеждений, которую наблюдала во многих окружавших ее дэвах. Она тоже хотела поверить в высшую силу и в то, что в беспощадном хаосе, поглотившем их мир, есть смысл.

Молятся ли Манижа и Дара? Может, прямо сейчас ее мать проводит утреннюю церемонию в храме дэвов и ставит метку на чело своего верного Афшина? Нари знала, что раньше Дара был религиозен – он и убивал, будучи наученным, что того требует Создатель.

И долгое время одной этой мысли было бы достаточно, чтобы пошатнуть веру Нари. Как она может делить одни ритуалы, одни молитвы с теми, кто прикрывался ими, убивая невинных? Но, глядя на свою непритязательную огненную купель и усыпанное солнечными бликами море, часть ее сомнений рассеялась.

Ее мать была преступницей, коротко и ясно. Манижа могла говорить все, что ей заблагорассудится, но это она попрала свой долг. Ведь как бы ни складывались отношения между их народами, Анахид построила город для всех племен. Она была целительницей, объединительницей, самими небесами благословенной чудодейственными силами.

Манижа не могла себе этого присвоить. И никто не мог. Нари имела равные со всеми права на то, чтобы черпать силы в наследии и вере Анахид.

Она сделала глубокий вдох и коснулась тлеющей веткой лба, помазав его пеплом. Ничего не говоря, Али опустил голову, и Нари поставила ему такую же метку. Некоторое время они сидели молча, пока плавник прогорал, а с волн уходили солнечные блики.

– О чем они? – спросил Али. – Ваши молитвы?

Нари покраснела.

– Об этом лучше спросить жрецов. Но они похожи на ваши… по крайней мере, судя по обрывкам, которые я слышала, когда в детстве просила милостыню у мечетей. – Она воткнула ветку в песок, позволяя коже пропахнуть дымом.

– А ваши обряды? Огненные купели?

– Обряды напоминают о необходимости ухаживать за купелью и поддерживать в ней огонь. – Она прикусила губу. – Однажды я сказала Картиру, что это просто хитрый способ напоминать людям молиться, потому что без молитвы огонь погаснет, а он назвал меня циником. Но, несмотря на это… мне нравятся эти ритуалы, они приносят умиротворение. Мне нравится их бессменность – то, что Анахид совершала эти же самые действия много веков назад. То, что дэвы пронесли их сквозь время. То, что мы пережили и худшее. Когда я приехала в Дэвабад, Низрин мне сказала, что в огне, который пережил самую темную ночь, всегда можно найти утешение. Потому что тьма неизбежна, но пока у тебя горит огонь, все будет в порядке.

– Это очень красиво, – тихо сказал Али. – Я этого не знал. А должен был. Мне следовало выделить время и поинтересоваться тем, что почитает священным столько жителей моего города.

– Видимо, в Цитадели решили, что целесообразнее внушать своим солдатам, что огнепоклонники – сущие звери. Так легче причинять нам боль.

– Это не оправдывает моего невежества. – Али уставился на свои руки. – Из-за меня страдали дэвы и шафиты. Я говорил и делал вещи, из-за которых их убивали. Я убивал их сам. – Он поднял глаза на тлеющую траву в плавучей раковине. – У нас есть один стих, похожий на то, что сказала тебе Низрин. В нем говорится, что Бог – это свет небесный и земной; такой же надежный, как свет лампы под стеклом, и такой же яркий, как свет звезд. И что он всегда рядом, чтобы направлять нас.

Его последние слова, произнесенные с запинкой, укрепили уверенность Нари в принятом решении. Она подобрала одну ветку, разломала ее на мелкие кусочки, чтобы занять дрожащие руки, и осторожно положила одну щепку в растопку. Та занялась, и огонь лизнул сухое дерево.

– Я не вернусь в Египет, Али, – начала она. – Я не могу. Судя по тому, что говорила Кандиша… боюсь, ифриты преследовали собственные цели в союзе с Манижей. Слишком много совпадений. Никто не знал, что Дара был порабощен, но каким-то образом его кольцо оказалось у моей матери, когда та водила компанию с ифритами, пленившими его? И они так охотно помогают ей, своему смертельному врагу?

Али не удивился, когда она сказала, что не вернется в Египет – возможно, он действительно научился читать ее, – но последующие ее слова вызвали у него сомнение.

– Твоя мать оказалась достаточно умна, чтобы перехитрить моего отца . Ты действительно думаешь, что она клюнет на козни ифритов?

– Я думаю, что ифриты строили свои козни за тысячелетия до нашего рождения. И да, я думаю, Манижа могла так изголодаться по власти и мести, что цена вопроса ее не заботила. Или, возможно, она решила, что сможет перехитрить и их тоже. В любом случае… – Горло Нари перехватило от испуга – тело было гораздо умнее ее глупого, безрассудного сердца. – Я не могу сидеть сложа руки. Дэвабад – мой дом. Наш дом. – Она протянула руку и снова переплела их пальцы. – Кахтани и Нахиды довели нас до этого. Думаю, будет справедливо, если аль-Кахтани и э-Нахида все исправят. Или, что более вероятно, умрут мучительной смертью в попытках это сделать.

Он сжал ее пальцы.

– Я сделаю вид, что не слышал последней части. Но… ох! – Али выпустил ее руку. – Чуть не забыл! – Он поднялся с земли и куда-то убежал.

– Что не забыл? – окликнула Нари.

Но Али уже успел вернуться.

– Повесил на дерево, чтобы просохла.

Нари узнала черную сумку в его руках.

– Мои инструменты! – обрадованно воскликнула она. Она вскочила на ноги, выхватывая сумку у него из рук, и быстро осмотрела ее содержимое. Все как будто было на месте, и она вздохнула с облегчением, словно вид инструментов развеял часть тоски, тяжелым грузом лежавшей у нее на плечах. – Ох, Али… Спасибо! – поблагодарила она, обнимая его за шею и притягивая к себе. – Боже мой, как тебе удалось их найти?

– Я… – Объятия застали его врасплох, и Нари внезапно осознала, что на нем не было рубашки. Она покраснела, делая шаг назад, и Али продолжил: – Себек, марид, нашел ее по моей просьбе.

– Ты посылал марида за моей сумкой? – Нари содрогнулась. – Иногда ты меня пугаешь. И все равно спасибо. За сумку и… за все, что было на пляже, – добавила она, и ее щеки погорячели от смущения. Как же она ненавидела свои эмоции! – Ты хороший друг. Наверное, лучший в моей жизни. – И более жестким тоном добавила: – Но если ты кому-нибудь проболтаешься о том, что я плакала, я тебя убью.