Алан Прог - Книга Пророков

Кровь текла, местами собираясь в липкие лужи, но большей частью струясь вдоль борта и выливаясь через шпигаты вниз, доводя до безумия кружащуюся внизу стаю окуней, толстолобов и зубастых сазанов, пиратские абордажные отряды таяли на глазах — но как раз в это время второй пиратский корабль пришвартовался к левому борту крейсера Нечистого. Третий — перекинул сходни через нос, четвертый — через корму. Да еще на подходе был целый десяток. Пираты хлынули вперед, словно накатывающая на берег штормовая волна, и ударили в спины уже торжествующим победу окровавленным лемутам, умело вонзая стилеты и мечи им в печень, сердце, отсекая головы и перерезая горло.

Прежде, чем Люди-Крысы и Ревуны успели разобраться, в чем дело и повернуться к новому врагу, жизнь у них уже была отнята, вырвана из сильных тел и спущена в море, вперемешку с жизнями еще дышащих, но уже обреченных из-за огромной потери крови людей. Пираты прокатились до самой рубки, потом попятились, напоровшись на могучих Волосатых Ревунов, один за другим выскакивающих из ведущей в обширные трюмы двери. Одновременно на палубу продолжали прибывать подкрепления с пришвартовавшихся к бортам и корме пиратских судов.

В возникшей на палубе давке все решала только грубая сила и везение — никто не мог увернуться от падающего на голову удара, даже вовремя его увидев, никто не мог парировать несущегося в грудь клинка. Пираты кололи Ревунов тесаками, те в ответ крушили их головы тяжелыми секирами.

В считанные мгновения с обеих сторон полегла едва ли не половина сражавшихся, и только после того, как ряды воинов изрядно поредели, стало ясно, что огромные обезьяны имеют немалое преимущество: пираты не пользовались щитами, а встречать удары тяжелых топоров тонкими клинками оказалось занятием бесполезным. Пираты начали пятиться, испуганно оглядываясь в ожидании подкрепления и начиная понимать, что происходит что-то не то, что-то неправильное.

До этого боя морские разбойники и дрессированные животные Нечистого сражались большей частью на одной стороне, и во многих людях зародилось сомнение: а что они, собственно, делают на палубе боевого корабля Голубого Круга, на котором нечего грабить и который невозможно захватить — ибо обычный смертный не способен противостоять умелым в рукопашных и ментальных поединках темным адептам? Однако сражение уже началось, и бежать — теперь означало подставлять спину.

Проще всех в этой ситуации пришлось лемутам: созданные именно для сражений, они дрались решительно и самоотверженно, не задумываясь ни о чем. Ревуны с визгом и улюлюканьем кромсали пьяненьких людей огромными секирами, Люди-Крысы рубились на длинных и изогнутых саблях.

Адепт же, их возглавлявший, тоже испытывал некоторые сомнения: он никак не мог понять, почему давно прикормленные Мануном пираты вдруг вцепились в кормящую их руку? Впрочем, он все равно принимал активное участие в бою. Азр держал в руках самострел, причем не обычный, а крепостной, «выплевывающий» по три коротких стрелы за раз. Стрелы расходились веером и могли поразить троих врагов… или друзей — какая, в сущности, разница!

Пространство вокруг рубки вскоре оказалось расчищено. Большинство лемутов продолжало гнать искателей удачи к носу, а примерно треть, перебив скопившихся на корме врагов, уже перепрыгивала на двухмачтовую шхуну, что была накрепко принайтована к корме.

Здесь, в ожидании своей доли добычи, присматривали за кораблем несколько человек: сидящий в бочонке на фок-мачте юнга-сигнальщик, двое рулевых на мостике — в одиночку тяжелое дубовое колесо человек провернуть не способен, хромой снайпер возле метательной машины, кок, которому в благодарность за ежедневную работу разрешалось не ходить на абордаж и однорукий Луи.

И их доля в общей добыче пришла…

Снайпер, увидев ринувшуюся через борт рыжую толпу, смог только взвизгнуть — его тут схватили за руки и за ноги десятки лап, порвали на куски и победители принялись с утробным ревом пожирать парное мясо. Еще десяток ревунов кинулись к мостику. Рулевые, кинувшись к лестнице, обнажили тесаки…

Однако их надежда на то, что сверху вниз отбиться от наступающего врага будет легче, не сбылась. Хотя, отдернув ногу от мелькнувшей секиры, один из пиратов смог, наклонившись вперед, глубоко погрузить свой клинок в грудь Ревуна, его тут же сдернули вниз и затоптали. Второй продлил свою жизнь минуты на две — он постоянно подпрыгивал на ступенях, размахивал тесаком с невероятной скоростью, образовав перед глазами обезьян сверкающий полукруг и сдерживал их напор, пока один из ударов секиры не поймал его ногу опущенной на дерево и не отсек половину ступни. Пират, вскрикнув от боли, потерял равновесие, сверкающий полукруг исчез — и человека не стало.

Луи, увидев подходящего Ревуна сделал единственное, что только оставалось калеке: он опустился на колени, моля о пощаде.

Однако интересовало ли его самого хоть раз мнение истошно крякающей утки, которую он собирался зажарить для гостей? Ревун, сгребя его за волосы, поднял бывшего кабатчика в воздух, перехватил другой рукой под ногу, поднес живот ко рту и с жадным чавканьем вгрызся в тело, добираясь до самого вкусного — до печени.

Наблюдавший за всем этим юнга, побелев от страха, перестал дышать и прижал руки к сердцу, надеясь хоть как-то заглушить слишком громкий стук. Он знал, что взрослые пираты всегда богаты, всегда веселятся, ими восхищаются женщины и низко кланяются кабатчики, выбирая самые вкусные из блюд и самые дорогие из вин. Что постарев, пираты покупают себе большие дома, нанимают множество слуг, ухаживающих за ними днем и ночью и проводят вечера, покачиваясь в кресле-качалке и любуясь предзакатным морем.

То что честный, благородный и веселый пират может закончить жизнь, упокоившись в брюхе грязной и вонючей обезьяны, в его разуме никак не укладывалось. Как же тогда кресло-качалка, слуги и большой кусок жаркого каждый день?

Один из Ревунов, обглодав костяшку, откинул ее в сторону, почесал подмышкой, посмотрел в одну сторону, в другую, поднял морду к небу. Юнга, испуганно вскрикнув, шарахнулся назад и присел в бочке, надеясь, что его не заметили. Однако, когда он через некоторое время осторожно выглянул через край, обезьяна, карабкаясь со скоростью, которой позавидовал бы любой из моряков, поднималась по вантам.

— Господи… — в эту минуту паренек почему-то вспомнил именно о Боге, а не о Нечистом, испокон веков покровительствовавшим искателям приключений. — Господи, помоги…

До поднимающегося Ревуна оставалось всего ничего, и юнга, вскочив на край бочки, со всех сил оттолкнулся, надеясь долететь до катящихся внизу волн и скрыться среди них от жестоких врагов. До края борта он не долетел всего половину шага… и на корабле, привязанном девятью веревками к корме крейсера, не осталось ни единого живого человека.