Эми Хармон - Первая дочь [litres]

Дагмар спустился по восточному склону, по той тропе, которой ходил уже тысячу раз. По скользким камням он пересек реку. На поясе висел нож, глаза смотрели на Храмовый лес, где некогда, целую жизнь назад, он потерял сестру и обрел сына. Солнце зашло, и хранители простились с ним вечерней молитвой. Их согласное пение неслось над Храмовой горой, возвещая, что состязания закончились. Люди останавливались, осеняли лбы звездой Сейлока. Больше всего он всегда любил эту завершающую часть турнира, ходил среди людей, приглашал их в святилище, чертил руны жизни и любви на их ладонях, выслушивал жалобы и успокаивал страхи.

Странно, но он не испытывал страха. Знал, что должен. Вокруг рушился Сейлок. Но Айво ошибался. Он никого не подвел. Подвел Дагмар. Он так и не признался в своих самых темных ожиданиях. Он сохранил тайну, которая, быть может, погубила народ. И он сохранил бы ее снова.

В сгущающейся темноте он спотыкался и падал, обдирая ладони о каменистую землю. Ему вдруг почудилось, что он снова в Долфисе, карабкается по утесам Шинуэя, бежит за сестрой и жирным серым кроликом. У Дездемоны тоже шла кровь из ладоней. Сжав руку в кулак, он продолжал идти. Это кстати. Кровь понадобится ему для руны.

С тех пор как он в последний раз молился под деревом Дездемоны, прошло довольно много времени. Когда десять лет назад Байр покинул гору, Дагмар долго не находил в себе сил посетить это место. Ему было больно стоять под кроной и вспоминать младенца, мальчика, рожденного матерью, наложившей на него отметину, и отцом, отказавшимся от него. Мир встретил ребенка негостеприимно. И за всю свою силу и скромность, за всю свою доброту и милосердие Байр ни разу ничего не попросил. И здесь Дагмар тоже допустил промах. Он хранил тайны, чтобы защитить мальчика, а храня их, позволял горьким рунам, напоенным горькой кровью, определять их жизни. Если бы он только знал. Если бы он только понял. Дагмар ощутил вспышку гнева и боли, его губы произнесли имя Тени, и перед мысленным взором встало любимое лицо.

– Ей нужно было рассказать мне, – прошептал он и тут же горько усмехнулся.

Тень защищала свое собственное дитя. Так же, как он защищал Байра. Дагмар никогда не верил, что Банрууд – отец Альбы, но так и не сказал об этом Айво. И Тени. И Байру. Дездемона прокляла мужчин Сейлока, а он, храня свою тайну, проклял всех.

Опустившись на колени под деревом, Дагмар прижался к надгробию сестры лбом, как учил когда-то Байра. Над лесом висела бесцветная ночь. Черные ветви, белые звезды, серое небо. Кончиками пальцев Дагмар нащупал в земле руны, вырезанные сестрой.

– Я должен понять, – прошептал он. – Мне нужно увидеть.

Сердце наполнилось ужасом, и он подавил стон. Он не хотел рисовать руну. Не хотел знать, что может показать око. Он чертил руны мудрости и видения, но никогда больше не пользовался оком. С того самого дня, когда одиннадцатилетним мальчишкой стоял в пещере и молча молил богов дать ему силу хранителя. Одно дело видеть настоящее, сделать зрение острее или нестись над далями, зная, что ищешь. И совсем другое – оказаться заброшенным в будущее или прошлое, лететь сквозь пространство и время, воспринимать все, что выберет око, и не знать, куда приведет путешествие… или чем оно закончится.

Он не стал вырезать руну в земле, но использовал свою кровь и нарисовал ее на камне Дездемоны. Пусть мертвая сестра направит его поиск, думал Дагмар, пусть ее жизнь укажет ему дорогу. Отчаянно дрожа, он не переставал рисовать. Дагмар не знал, что еще можно сделать. Как и в прошлый раз, его швырнуло в небо, словно корень, вырванный из земли. Из темноты и тепла – к холодному свету. И звуков не стало. Он был птицей. Лунным лучом. Воздухом и пространством. И ничем. Он мчался над макушками деревьев, уносясь во вчера… или в завтра… он не знал. Под ним мелькала, меняясь, поверхность земли, и вдруг он понял, куда попал.

Долфис. Он оказался в Долфисе. Вернулся туда, где все начиналось. Снова послышались звуки. Они нарастали, как крики приближающейся стаи чаек. Засмеялся ребенок, затем другой. Дочери. Повсюду дочери. Светленькие и темненькие, низенькие и высокие. Девочки и мамы кружились в первомайском танце. Его сознание оказалось поглощено их хороводом, оно металось между сцепленных женских рук, а они все кружились и кружились.

– Долфис! – радостно взвизгнула маленькая девочка. – Это Долфис. Он идет! – Дочери побежали, спеша в сторону заходящего солнца. Дагмар попытался прикрыть глаза ладонью, всмотреться в силуэт подходившего воина, но рука оказалась бестелесной, и он не мог защититься от света.

Однако мужчина, которого они называли Долфисом, не был Байром. Его волосы горели огнем, и он подхватил самую маленькую из девочек на руки и, хохоча, подбросил в воздух. Дагмар взлетел вместе с ней, но, когда она упала обратно, в руки ярла, Дагмар продолжил подниматься вверх и вдруг понесся назад, в центр Сейлока, но на землю не опустился. Он остался в небе, паря над Храмовой горой и наблюдая, как ночь сменяется днем, а день ночью. Храм рушился и поднимался снова, камень за камнем, год за годом, и со своей высоты Дагмар не мог различить, прошлое он видит или будущее.

Он вдруг оказался на склоне холма. Рядом сидела Тень, и они следили за овцами. Солнце грело ее щеки и отражалось от нестриженых и ничем не прикрытых волос, как от снежного сугроба. У Дагмара бухнуло сердце, на глаза навернулись слезы. Семнадцать лет он так или иначе, но сидел возле нее и никогда не признавался, что любит ее. Банрууд погубит ее, как погубил Дездемону. Дагмар потянулся к ней, стремясь спасти, и поцеловал в губы. Они были розовые и сладкие. Всю жизнь он хотел целовать только эти губы, касаться только этой женщины. Тень погладила его по лицу и открыла глаза цвета дождя.

– Я так долго ждала, – сказала она, но голос принадлежал не ей, и целовались уже не они.

– Я так долго ждала, – плакала Альба, а вокруг них и сквозь них с шумом падала вода, падала нескончаемым потоком. Струи становились распущенными локонами, разметавшимися по обнаженным телам и камням, залитым лунным светом. Байр и Альба лежали, сплетаясь друг с другом, забыв обо всем на свете.

– Без Байра нет Альбы. И никогда не было. И никогда не будет, – говорила Альба.

А Байр, послушник и спаситель, прижавшись к ней, страстно целовал и нежно ласкал принцессу.

– Альба, – выдохнул Байр, и Дагмар хотел отвести взгляд, чтобы не видеть обреченных любовников, но у него не было головы, чтобы отвернуться, и век, чтобы их опустить, и душа его содрогнулась от желания скрыться.

– Без Байра нет Альбы, – подтвердила Тень, и ее слова отдались эхом, как песня.

Без Байра нет Альбы, без Байра нет Альбы, без Байра нет Альбы. Без Альбы нет Байра. Потом Альба рыдала над неподвижным телом Байра. Оно плавало в крови, и от него кругами расходилась руна Дездемоны. Скорбь Дагмара превратилась в удар колокола, расколовший небо и зашвырнувший его назад, в лес, к месту последнего упокоения Дездемоны.