Марина Александрова - Осколок его души

Да, дети эвейев гораздо сильнее людей, но даже это не объясняет то, как Китарэ смог так легко поднять меня. Я стояла рядом с ним, наблюдая за его действиями, и мне становилось не по себе. Он не побоялся прикоснуться ко мне! Казалось, этот мальчик и вовсе не замечает того, как сильно и пугающе было обезображено моё тело. Слёзы на его глазах исчезли так резко, быстро, а вместо них появилась странная решимость. Уверенно и быстро зашагал в сторону леса. Он продолжал уговаривать меня потерпеть, и как мне кажется, это было единственным, что удерживало меня в сознании. Его голос, как связующая нить, что крепко накрепко привязала меня к этому миру. Дух, его стихия, и он призвал её, запретив мне покидать этот мир. Я так ясно видела это теперь.

Идя рядом с ним, я поражалась тому, как безошибочно точно он находил путь к месту силы Турийских лесов, словно следуя по давно знакомому пути. Даже оказавшись на берегу, он вовсе не замедлил шаг, а стремительно и быстро зашёл в воду со мной на руках.

Я замерла на берегу, наконец-то в полной мере осознавая для чего он принёс меня сюда! Откуда все эти неясные обрывки снов, приходящие ко мне с самого детства. Почему Аши так страдает все эти годы, а Китарэ боится собственного отражения! Мы оба превратились в осколки в этот день, разбившись точно хрупкие фарфоровые статуэтки. Казалось, Китарэ просто стоит посреди лесного озера, стараясь удержать моё крошечное тело на плаву. Но я видела глазами ребёнка, что место силы, врата меж двух миров, приоткрылись в этот миг для них двоих. Сияющий мир духов за полотном, впустил их на краткий миг, пробуждая ото сна и ещё одного неготового прийти в этот мир дракона, что так щедро подарил мне кусочек себя, своей магии и силы, просто, чтобы удержать в этом мире и помочь выжить. Стоило этой серебряной капле соскользнуть с пальцев Китарэ мне на грудь, как я почувствовала её теплый, немного болезненный отклик уже внутри себя. Частица Аши и Китарэ, частица эвейя, что привязал меня в тот день к этому миру, она всё ещё была во мне… Все эвейи с истинными отражениями знают, что можно пользоваться стихией, управлять ею, подчинять и использовать, как угодно, но никогда нельзя уподобляться тем, у кого нет отражения и пить силу из души. Для них это не так страшно, как для тех, кому предначертано обрести отражение.

Неосознанно я положила ладонь себе на грудь.

— Как это возможно? — пробормотала я, наблюдая за тем, как из последних сил, точно что-то внутри Китарэ сломалось, он бредёт к берегу вместе со мной на руках. Но стоило ему сделать первый шаг, выходя из воды, как его черные волосы, точно по велению невидимой кисти художника, вдруг покрыло белоснежное серебро. Стоило ему оказаться на берегу, как Китарэ упал, а рядом с ним и маленькая я.

Осторожно присев рядом с Китарэ, я едва ощутимо провела по его волосам. После всего увиденного, открытого в душе было так пусто, словно дотлевали алые угли пожарища в восточной башне родового гнезда. Некоторые говорят, что самое страшное — это узнать правду. Я могу сказать, что куда страшнее потом.

Я бы хотела просить прощения у него, стоя на коленях и проклиная день своего рождения. Но у меня просто не поворачивался язык даже прошептать нечто подобное. Чтобы я ни сказала, какие бы слова не сорвались с моих губ, этого было бы недостаточно. То, что это было следствием чужой игры, вовсе не уменьшало вины. Разве можно простить стихию, которая унесла всё?

— Это не твоя вина, — тихий голос за моей спиной, принадлежал уже взрослому Китарэ, и он сказал то, что я не готова была услышать и принять.

— И моя тоже, — ответила я, поднимаясь на ноги и далеко не сразу сумев совладать с собой, чтобы повернуться к нему лицом.

— Нет, — ответил он, уже глядя мне в глаза.

Стараясь сохранить последние капли самообладания, я молча стояла напротив него. Мне никогда не отплатить ему за эти слова. Никогда не повернуть время вспять, чтобы что-то изменить и исправить. Но есть реальность, в которой мой долг перед этим мужчиной бесконечен. И пока он пытался достучаться до меня, чтобы я почувствовала себя лучше, я закрывала в своем сердце каждую открытую дверь, в которую могла проникнуть мысль о том, что нечто подобное возможно.

Китарэ протянул мне руку, выжидательно посмотрев на меня. Столько странных эмоций сейчас отражалось на самом дне его глаз, начиная от какой-то глубинной боли, тоски, страха и заканчивая непонятной мне нежностью. Никто и никогда не смотрел на меня так, и от этого было ещё больнее.

— Иди ко мне, — почти шепотом, позвал он, когда я сделала шаг, наглухо затворив самую последнюю дверь. Китарэ печально улыбнулся уголками губ, взяв меня за руку, и почти с силой дернув на себя. — Вот так, — прошептал он в мои волосы, позволяя уткнуться лбом к себе в грудь. Он не пытался обнять меня или как-то сократить оставшиеся миллиметры дистанции между нами. Мы просто стояли друг напротив друга, почти вплотную, когда его рука не спешила отпускать мою. — Пожалуй, я повторю это: это не твоя вина, Ив… а об остальном мы поговорим уже не здесь, хорошо?

Я молча кивнула, даже не пытаясь взглянуть ему в глаза. Дыхание тут же перехватило. Казалось, с небывалой скоростью, кто-то потащил меня наверх, позволяя растаять картинам леса, ночи, озера, превратив их в одно смазанное пятно, и тут же я открыла глаза уже в знакомом мне склепе. Я всё так же сидела на расстеленных одеялах, и было сложно сказать, сколько прошло времени с тех пор как мы оказались тут? Для меня это была целая жизнь длинной в несколько оборотов, которая перевернула с ног на голову всё, что я привыкла считать данностью своего бытия. Напротив меня в той же позе замер Китарэ. Он ещё не пришел в себя, и у меня было несколько секунд, чтобы просто посмотреть на него. Вряд ли я отважусь на нечто подобное в ближайшем будущем…

Словно услышав мои мысли, он вздрогнул и тут же открыл слегка прищуренные глаза, словно привыкая к свету, исходящему от солнечных камней. Некоторое время он просто смотрел перед собой. Его взгляд казался задумчивым и отстранённым, потом он глубоко вздохнул и посмотрел уже на меня:

— Как ты? — севшим голосом, спросил он.

Я не знала, что должна была ответить на такой вопрос, исходящий от него?

Вежливое «всё хорошо» было бы верхом цинизма и бестактности.

«Мне плохо… очень» вот, что на самом деле хотелось закричать, но это было бы ещё хуже!

Какое у меня есть право говорить ему нечто подобное?! Но, когда вместо ответа, по моей щеке побежала обжигающая кожу слеза, я готова была провалиться под землю! Я попыталась резко отереть её, когда тут же оказалась в его стальных объятиях.

— Теперь я знаю, каждую мысль, что точно тысячи ярких вспышек проносятся в твоей голове, — он говорил очень тихо, и каждое сказанное им слово вибрацией отзывалось внутри меня. — Не прячь слёзы, Ив, ты имеешь на них право. И нет твоей вины в том, что произошло с нами тогда, когда ни один из нас не мог повлиять на исход. Я обещаю тебе, это не останется безнаказанным, но я прошу тебя… — тяжело перевел он дыхание, положив ладонь мне на голову, и как-то неловко погладив меня по волосам, — не вини себя. Я не злюсь на тебя, не обвиняю и прошу от тебя того же… демоны, — вздрогнул он всем телом, — только не сейчас… — я почувствовала, его дрожь и поняла, что это именно тот момент, когда у меня есть шанс.