Роберт Янг - Дом, забытый временем

Страницы съежились, превратились в пепел, обложка рассыпалась в прах. Пламя потухло, в комнате стало темно. Дом Дикенсонов внезапно снова содрогнулся, и все вокруг озарилось светом газовых светильников. Викторианский столик с мраморной столешницей материализовался у пустой стены, на нем сияли свечи в готическом канделябре. В дальнем углу гостиной возник знакомый клавесин. Плетеные ковры с яркими узорами как по волшебству расстелились на голом полу. Под чистым свежевыкрашенным потолком засияла огнями роскошная люстра, стены и дерево посветлели, викторианская софа из розового дерева раскинулась посреди прежде пустого пространства. Молодая женщина, одетая по моде девяностых годов девятнадцатого века, сидела на софе и вязала крючком в свете лампы со стеклянным абажуром. С кухни неслись божественные ароматы, и где-то в доме музыкальная шкатулка играла «Колыбельную» Брамса.

Видение было мимолетным, как и в первый раз, — как будто пролистываешь книгу, и перед тобой на мгновение возникает картинка. Но вот книга захлопнулась, и комната снова стала такой, как прежде: полной теней, темной, освещенной лишь слабым светом догорающих углей, необитаемой — не считая сидящей в вольтеровском кресле старой женщины, которая, несмотря на слабое зрение, сумела среди пролистываемых страниц времени увидеть собственную прабабушку.

Сквозь полусон Элизабет почувствовала, что в комнату снова прокрался холод. Значит, пришло время ломать оставшуюся мебель и жечь книги.

Она расколола мебель — всю, кроме вольтеровского кресла, табуретки для ног и кровати, — и сложила деревяшки возле камина вместе с книгами, сохранив только «Сонеты» Элизабет Баррет Браунинг. Потом завела часы на каминной полке, надеясь услышать их ритмичный ход. «Тик-так, тик-так», — заговорили часы, отсчитывая несуществующее время.

Третье и последнее видение явилось спустя два «дневных периода». Камин еще пылал, но скормить ему было нечего, кроме остатков чиппендейловского комода. Дом дрогнул, но на этот раз его не заливало ярким светом, просто тени побледнели, и в комнату тихо вступили сумерки. Элизабет подошла к входной двери, открыла ее и выглянула на улицу.

Смеркалось, но света хватило, чтобы оглядеться вокруг. На земле лежал снег, но не тот, что раньше. Земля стала какой-то другой. Деревья изменились, и заросли кустарника исчезли. И улица была уже не улица, а проселочная дорога, на другой стороне которой росли высокие липы. Неподалеку виднелись небольшие деревенские домики, Элизабет слышала звон колокольчиков, какие вешают на шею коровам.

И в этот момент она поняла, кто она, кем она все время была.

«Я умерла прежде, чем родилась, — подумала она. — Прежде, чем увидеть свет дня, я вдохнула воздух ночи. Мое солнце зашло до того, как я впервые открыла глаза. И это я, только я одна виновата в том, что время сыграло со мной такую шутку».

Она вошла в Дом Смерти и закрыла за собой дверь. Внимательно прислушалась к тишине и, наконец, с глубокой радостью различила хлопанье крыльев.

Что есть дом, в котором жило несколько поколений? Это сумма живших в нем поколений, а она, в свою очередь, складывается из тех вещей, которые оставило после себя каждое поколение. Возьмем число восемь и предположим, что оно появилось путем таких вычислений: 2+2=4; 4+2=6; 6+2=8. В Доме Дикенсонов было время Теодора, время Нельсона и время Байрона. А прежде всех них было время старой женщины в вольтеровском кресле. Пусть ее время равняется двум, время Теодора — четырем, время Нельсона — шести, а время Байрона — восьми. А теперь давайте представим себе дерево. Ствол состоит из колец, и по их количеству можно судить о возрасте дерева. Теоретически, если убирать годовые кольца одно за другим, дерево должно постепенно становиться все моложе и моложе. В случае с деревом это невозможно. Но дом — не дерево. «Годовые кольца» такого дома — вещи, оставленные жившими в нем людьми: кресла, диваны, столы, часы, книги. Эти «кольца» можно убрать, наверное, не полностью, но по крайней мере так, чтобы «кольцо» потеряло принадлежность к тому или иному временному периоду. И, если дом обставлялся строго по периодам, то, убирая «кольца», можно обмануть законы времени.

А теперь пойдем от восьмерки назад. 8–2=6; 6–2=4; 4–2=2. Подумайте: что связывает с настоящим временем такую сложную структуру, как дом, где жило несколько поколений одной семьи? Конечно, присутствие вещей, принадлежащих настоящему времени. И присутствие людей, живущих в настоящем. Заброшенный и необитаемый дом, в конечном счете, приобретает репутацию «дома с привидениями». Соседей это тревожит, город ищет возможность быстрее избавиться от такой достопримечательности. Таким образом, люди вступают во взаимодействие с силами времени, которые тоже не особо благоволят заброшенным домам. Дело в том, что о существовании таких домов очень легко забыть, и дурную славу о них распространяют специально для того, чтобы привлечь к ним внимание. Такой дом действительно преследуют призраки, но не из прошлого, а из будущего — могущественные крылатые приспешники сил времени.

Но бывает, что дом теряет связь с настоящим, не будучи заброшенным и необитаемым. О таких домах силы времени неминуемо забывают. Тогда дом возвращается в самый подходящий для него временной момент, синхронизируется с ним и находится в нем, пока этот момент не проходит, после чего оказывается в пустоте и в безвременье. В обычных случаях там он и остается, и память о нем стирается из сознания людей. Но Дом Дикенсонов нельзя назвать «обычным случаем»: его «годовые кольца» были настолько индивидуальны, и их «убирали» так точно, что он возвращался в прошлое не один, а три раза. В третий раз причинно-следственные связи полностью нарушились, да так, что исчезла первоначальная отправная точка. Тогда силы времени пробудились, обнаружив, что цикл изменился без их ведома, и немедленно отправили своих приспешников исправлять ситуацию. Задача у них была такая: сделать так, чтобы двойка равнялась восьмерке, воздействовать на теорию вероятностей таким образом, чтобы Дом Дикенсонов построил Теодор, и тогда первоначальный интерьер датировался бы более поздним периодом. А ключом ко всему была старая женщина, дремлющая в вольтеровском кресле.

Приоткрыв глаза, старая Элизабет Дикенсон увидела комнату, освещенную слабым огнем камина, и трепещущие крылья цвета лаванды.

— Ну же, — сказала она с нетерпением. — Давайте. Делайте свое дело, и покончим с этим. Почему вы заставляете старую женщину ждать?

Тишина, и снова — жуткое хлопанье кожистых крыльев. Элизабет опять задремала. Пламя в камине гудело, пожирая остатки чиппендейловского комода. Что-то холодное и шелковистое коснулось ее щеки, но она не пошевелилась и не открыла глаза.