Амели Вэнь Чжао - Кровавая наследница [litres]

Не было никаких сомнений. Мужчина на сцене – это тот, с кем она столкнулась в первую ночь в Манеже. На нем была та же самая маска с трагичным плачущим лицом, но больше всего ей запомнился огонь в его глазах. В прошлый раз она недолго его разглядывала, но помнила, что он выглядел взбешенным.

Что-то было не так.

– Рамсон, – прошептала Ана, но мужчина начал говорить.

– Я видел множество, множество шоу аффинитов, – прокричал господин в золотой маске. Голос его звучал надменно, а руки элегантно жестикулировали. – И я так долго ждал этого момента.

Ана начала пробираться вперед. Она не знала, зачем, но все быстрее расталкивала людей на пути к сцене. Чтобы быть ближе к Мэй. Она слышала, как Рамсон шепотом зовет ее, чувствовала, как пульсирует его кровь, когда он двинулся за ней.

– Мы очень вам рады, благородный господин! – Богдан ликовал, похлопывая свой мешок с золотом. Улыбка у него была до ушей. – Дайте мне знать, есть ли у вас просьбы к этому аффиниту и могу ли я…

– Я хочу, чтобы все присутствующие вместе со мной запомнили этот великий момент! – радостно прокричал мужчина в золотой маске. Он торжественно скинул капюшон. Когда он сделал шаг к краю сцены, его волосы засияли красным. Он сорвал маску и швырнул ее на пол перед стеклом.

Ана резко остановилась. Лицо на сцене было озарено триумфом и красно-оранжевым сиянием факелов. И оно было ей до боли знакомо.

Чьи-то руки схватили ее за запястья. Издалека до нее доносился голос Рамсона.

– Ана, послушай меня…

Но она не могла. Она не сводила взгляда с лица мужчины; оно вернуло ее в детство, обратно во дворец. Он приносил ей горячий чай и свежие пирожки, но согревали ее его слова и ясные глаза.

– Я знаю его, – отрешенно проговорила Ана.

– Ты – что?

На сцене рыжеволосый мужчина взял в руки факел.

– Дорогие благородные гости, я хочу, чтобы вы запомнили одну вещь.

Он поднял факел вверх, и триумф на его лице сменился ненавистью.

– Я знаю его, – вздохнула Ана. – Рамсон, он…

– Да здравствует революция!

Со всей силы рыжеволосый обрушил горящий факел на сцену.

Пламя яростно разгоралось, поджигая ручеек выливающегося из факела масла, которое напоминало извивающегося на беломраморном полу блестящего полупрозрачного змея. На несколько мгновений мужчина скрылся за стеной огня. А затем он прошел сквозь нее, раскинув руки, и два столба пламени поднялись от его ладоней в воздух.

Люди начали кричать. Ана побежала к сцене. Толпа ринулась ей навстречу, благородные господа бежали, как напуганные цыплята, высокомерие в их взглядах превратилось в неподдельный страх. Но Ана смотрела на огненного аффинита.

Юрий.

Она с детства помнила искорки в его угольно-серых глазах, когда он тайком клал ей на поднос с обедом птичье молоко. Эти искорки превратились в бушующий пожар – дикий и неуправляемый.

Он что-то задумал – она не знала, что, – но шоу и золото были приманкой, чтобы он мог оказаться на сцене. И теперь жизнь Мэй была в опасности.

Движение в потолочных нишах привлекло ее внимание. Стрелки зашевелились, на их чернокаменных стрелах блестели огненные блики.

Ана перевела взгляд на сцену. За пламенем, за стеклом из черного камня, стояла Мэй, одна-одинешенька. Брокер исчез; Ане показалось, что она успела увидеть его удаляющуюся спину.

Лучники натянули тетиву и прицелились.

На страшную секунду время замедлилось, и Ана могла слышать, как свистят летящие к сцене стрелы.

Ана попыталась дотянуться до Мэй силой родства, но та, как всегда, уткнулась в холодный, пустой черный камень. В груди нарастала паника.

Сцена утонула. Не в крови и не в огне… а во льду. Кристально-белый лед вздымался над площадкой, формируя твердый блестящий купол, укрывающий всю сцену целиком. Стрелы срикошетили и посыпались на пол.

Ледяная королева выпрямилась: ее руки были вытянуты, а пепельно-белые волосы разлетались в жаре пламени. Она повернулась и обменялась взглядом с Юрием. Королева медленно ему кивнула.

Вместе они повернулись к чернокаменному стеклу. Огонь и лед рождались из воздуха, серебристо-белые и огненно-красные вихри ударили в стекло.

Они собирались уничтожить арену. И если это стекло упадет, если сцена развалится, все, кто находятся там, погибнут.

Это означало, что Ана должна вытащить оттуда Мэй до этого момента.

– Мэй! – крикнула она, пытаясь увидеть девочку за бушующими у стекла стихиями. Она была так близко, но недостаточно близко, чтобы защитить Мэй.

Бегущая от сцены волна жара захлестнула Ану. Она заслонила лицо руками и прищурилась из-за невозможно яркого света.

По пылающим каналам огонь тянулся от факелов, расположенных вокруг арены. Жар сковал сцену мощным сияющим кольцом. В Манеже занимался пожар, а испуганные зрители бежали к выходу. Он стал сильнее – намного сильнее, чем он был во дворце. Или он тогда скрывал от нее настоящее могущество своей силы родства? Он мог управлять таким количеством огня, в то время как большинство аффинитов с трудом могли зажечь свечку…

Ана должна была пробраться на ту сторону стеклянной тюрьмы. Должна была добраться до Мэй.

Ана призвала силу родства, и та вспыхнула ярче любого пламени. Она сфокусировалась на Юрии и Ледяной королеве и потянула.

Глаза слезились, но она видела, как ноги у них подкосились, и они упали на пол. Неистовый поток огня и льда остановился, обнажая неровное, покрытое изморозью стекло. По его поверхности, как вены, разбежались трещины.

Юрий перекатился на спину, и его пылающий взгляд остановился на Ане. Он поднял ладони.

– Юрий…

Из его рук вырвались языки пламени, и что-то больно ударило ей в живот. Ану отбросило к краю сцены. Следующее, что она увидела, было лицо Рамсона, который пытался выбраться из-под нее. Его щеки были измазаны сажей.

– Ана, – прохрипел он, но она оттолкнула его и запрыгнула обратно на сцену.

Под слоем медленно тающего льда, за покрытым пеплом стеклом стояла маленькая фигурка. Из-за разделяющей их полупрозрачной преграды она казалась нереальной, похожей на сон.

Мэй подняла руку. Из стоящего перед ней горшочка поднялся земляной ком. Со скрежетом он сжался, затвердел и превратился в камень. Мэй сделала выпад, и камень полетел в чернокаменное стекло.

Бум.

Еще раз. И снова. На пятый раз послышался хруст. По стеклу побежала паутина трещин; лед с хлопками взрывался.

Она почти разбила стену.

Ана смотрела на девочку, которая подняла руки и снова занесла камень, и ее внезапно осенило, что Мэй, Юрий и Ледяная королева действовали сообща.

Мэй была частью плана. Она выбрала свою позицию, решила сражаться вместе с мятежниками, чтобы остановить жестокости, творящиеся в Манеже, чтобы разрушить – буквально – стеклянную тюрьму.