Амели Вэнь Чжао - Кровавая наследница [litres]

Роран Фарральд смерил Рамсона холодным, как сталь, взглядом.

– Иона Фишер был приговорен к смерти за незаконное проникновение на территорию государственного объекта, организацию преступной деятельности с привлечением несовершеннолетнего…

– Ты знаешь, что это неправда. – в глазах Рамсона стояли слезы. – Это все моя вина.

Он снова услышал ровный голос Ионы, когда тот брал на себя вину за преступление, совершенное Рамсоном. Снова увидел блик света на наконечнике стрелы, отскакивающую тетиву лука, вращающееся в воздухе оперение летящего прямо на него древка.

И он присел.

– Я убил его, – он запинаясь произнес эти слова и замер.

– Нет, – пробурчал Роран Фарральд и сжал своими пальцами подбородок сына так сильно, что там могли появиться синяки.

Во взгляде его была печаль.

– Ты так слаб, глупец. Ты что, не видишь? Ты должен вынести из этого урок, если планируешь чего-то добиться в этом мире. Дружба – это слабость. Существуют только союзы, которые можно расторгать, если это для тебя выгодно. – он понизил голос. – Из каждой трагедии, каждой потери можно что-то для себя извлечь. И ты, и я знаем, что Фишер бы уделал тебя на Эмбаркменте. Поэтому он умер в очень подходящее время. Теперь тебе присвоят…

За спиной Рорана о стену разбилась кружка. Шоколад с бренди стекали вниз, как кровь. Рамсон стоял на ногах, руки его тряслись. Медленно томящийся в нем гнев достиг точки кипения, и Рамсон неожиданно для себя начал кричать на отца.

– Мой лучший друг – мой морской брат – умер, а ты только и можешь думать о каком-то проклятом экзамене?

– Такие люди, как я – как мы, – не могут тратить свое время на дружбу и любовь.

– Моя мама…

– Скончалась, – спокойно закончил за него Роран.

Рамсон поперхнулся и чуть не задохнулся от ярости, но он хотел, чтобы отец почувствовал его боль – почувствовал хоть что-то. Он в спешке подыскивал слова, которые, как ножи, можно было вонзить в сердце отца.

– Ты поэтому не стал помогать? Потому что она не стоила твоего времени?

Отец лишь посмотрел на него холодно и рассудительно.

– Как, по-твоему, я добился всего того, что сейчас имею? – спокойно сказал Роран. Слова его были правдивы, и это приносило боль.

Не может быть. Не может быть. Голова шла кругом. Руки Рамсона нащупали стену и пытались за нее ухватиться. Роран отошел назад и отвернулся.

– Я избавился от слабостей – дружбы, любви, – потому что я знал, что существуют более важные вещи.

Рамсон задыхался.

– Власть и мое королевство, мальчик. Вот что я получил, сделав выбор. И я бы никогда его не изменил.

Когда отец снова повернулся к нему, глаза его были темными и пустыми, как смерть. Рамсон увидел отражение того, чем он мог стать. Человек-демон, бесчувственный, помешанный, способный уничтожить любое препятствие на своем пути. Способный убить невинного ребенка. Способный позволить женщине, которую он когда-то любил, умереть.

Роран Фарральд выпрямился, отводя руки за спину. Адмирал, воин, бесстрашный предводитель во плоти.

– Это цена, которую мы и подобные нам люди должны заплатить, мальчик. Вот что это.

На следующий день Рамсон Фарральд не явился на занятия. Солдаты и разведчики, которых послал его отец, не обнаружили никаких следов. Казалось, что за ночь он исчез и они пытались найти призрак.

Подобные нам люди.

С каждым жгучим ударом кнута, с каждым удушающим погружением в ведро с темной водой, правда становилась более очевидной. Рамсон сбежал к Аларику Керлану, брегонскому дворянину, превратившемуся в подпольного лорда, человеку, которого годами пытался уничтожить Роран Фарральд, потому что он надеялся использовать его против отца. Ярость противника – твой меч: научись им управлять. Его надежда – твой щит: используй ее против него. Это было любимой боевой мантрой отца, которая его и погубила. Ирония сама по себе уже была успехом.

Но скольких людей отправлял Керлан в этот подвал, чтобы сковать их цепями, избивать и пытать? Скольких аффинитов его Орден приговорил к пожизненному рабству? И все это время Рамсон помогал ему вести дела и управлять портами, руководил его кровавыми сделками и был образцовым мальчиком на побегушках.

Он лишил себя друзей, любви, сочувствия и стыда. Он заключал бесчисленные союзы и разрывал их, как только они становились ему невыгодны. Хорошим людям он наносил удары в спину, аферистов обводил вокруг пальца, крал у воров, врал лжецам.

Это цена, которую мы и подобные нам люди должны заплатить.

Он сам стал демоном, которого той ночью он увидел в отце. Он стал тенью чудовища – Аларика Керлана. И несмотря на то, что эти двое сражались по разные стороны линии фронта, Рамсон теперь видел между ними сходство. Жестокие. Заботящиеся только о себе. Нарушающие клятвы. Аморальные. Беспощадные.

Подобные нам люди.

«Нет», – с жаром подумал Рамсон в порыве внезапного озарения. «Я не такой».

И первое, что он увидел, было лицо Аны: ее упрямый подбородок, то, как она кусала губы, когда думала. Разве он не помог ей? Не защищал ее, когда она не могла за себя постоять? Не спас ее от наемников?

Потому что она была частью сделки, язвительно прошептал внутренний голос. Ты использовал ее, чтобы добраться до Керлана; а когда добился своего, избавился от нее. Он все еще помнил сказанные ею напоследок слова. Я верю в то, что наши решения определяют то, кем мы станем. И пока его снова и снова окунали в бадью с водой, пока кнут Керлана беспощадно полосовал его спину, Рамсон цеплялся за эти слова.

Нас определяет наш выбор.

– Пришло время для моего любимого трюка.

Сквозь рассеянные мысли Рамсона пробился голос Керлана. Он с трудом открыл глаза. Спина его полыхала огнем, а тело было в шаге от того, чтобы сдаться. Но несмотря то что силы оставляли его, страх подстегивал все его чувства.

Керлан разжег в очаге огонь. На полу лежал металлический прут, железный конец которого накалялся в языках пламени. Рамсон рванул цепи. Они начали греметь, но не поддались. Он сжал зубы, чувствуя, что его сердце вот-вот выпрыгнет из груди. Но он не закричит, не доставит Керлану такого удовольствия. Керлан улыбнулся.

– Так-то лучше. Приступ страха. Я бы многое отдал, чтобы постоянно видеть это выражение на твоем лице, неисправимый мальчишка. Возможно, я дольше оставлю тебя в живых. Нет, – сказал он костолому, который собирался вставить кляп Рамсону в рот. – Я хочу, чтобы он умолял.

Нутро Рамсона заполнил страх, и он снова тонул, задыхаясь. Конечности его были тяжелыми, их словно парализовало. Рамсон так сильно рванул оковы, что почувствовал, как из стены выпал гвоздь.

– Я лучше съем собачьего дерьма, чем буду тебя умолять.

Керлан взял горячий железный прут.