Рихард Швартц - Глаз Пустыни [ЛП]

Я остановил одного из уличных торговцев, купил у него целую коробку с шестью медовыми пирожными и взял Лиандру за руку. Потянув её к входу, я бросил одному из мальчишек две медные монетки в чашу и выбрал лучшие места из тех, что были ещё свободны.

Манеж состоял из круга соломенных тюков, завёрнутых в тяжёлый лён, наверняка, сорок шагов диаметром. Вокруг него, на три четверти круга, были возведены трибуны, Только четвёртая часть из них, та, что в середине, была готова. Слева и справа от нас рабочие ещё устанавливали сиденья. Круг манежа был по щиколотку заполнен песком. На входе я увидел маты из сплетённых пальмовых листьев, лежащих под песком.

Когда мы сели, видимо, как раз закончилось одно из представлений. Две легко одетые девушки держась за руки и выполняя большие, пружинистые прыжки, как раз покидали манеж. Их длинные, чёрные косы синхронно подпрыгивали вместе с ними.

Прямо напротив наших мест круг из соломенных тюков прерывался. Там была возведена высокая платформа. На ней сидели красочно одетые музыканты, которые теперь заиграли музыку, чтобы заполнить пробел между выступлениями.

Барабаны, рожки и флейты… Мои уши не привыкли к таким звукам, но другим зрителям музыка, казалось, понравилась.

Лиандра прислонилась ко мне и осторожно выбрала одно из медовых пирожных. Она уже весь день чем-то лакомилась, и я был доволен. Напряжение последних дней отпечаталось на её лице.

Под платформой висели тяжёлые красные шторы, они образовывали вход в манеж. Теперь там что-то зашевелилось. По невидимому сигналу музыканты закончили играть музыку и начали барабанную дробь, которая постепенно убыстрялась, пока барабанные палочки не стали двигаться так быстро, что их почти не было видно. И, как мне казалось, вся площадь задрожала от ритма литавры.

Постепенно другие барабаны стихли, только ещё литавры сотрясали воздух, затем ритм изменился на ритм скачущих лошадей. Было такое ощущение, будто слышишь, как они приближаются, и когда уже казалось, что литавры не могут стать ещё громче, через красный занавес, который отдёрнули только в самый последний момент, ворвалось двадцать всадников.

Я слышал о ней — тяжёлой имперской кавалерии. Ещё задолго до того, как Асканнон отрёкся от престола, она уже исчезла. Пока что я ещё не сумел выяснить что с ней случилось, но однажды в храме Борона видел стенную роспись, изображающую, как тяжёлая кавалерия атакует на полном галопе. И именно такое ощущение было у меня сейчас.

Одно мгновение я, распахнув глаза, мог только изумлённо смотреть, затем различил тонкую жесть: тяжёлые доспехи всадников были всего лишь имитацией.

Больше у меня не осталось времени, чтобы размышлять над тем, что я увидел, потому что атакующий строй нёсся на нас на полном галопе. Стук копыт тяжёлых лошадей смешался с ритмом ударяющих литавр. На самом деле казалось, будто земля дрожит.

Я уже видел, как они врезаются в трибуну, когда, уже почти слишком поздно, они развернули лошадей влево или вправо и разделившись на две упорядоченные формации, с грохотом пронеслись вдоль круга манежа.

Те же молодые девушки, что несколько минут назад, подпрыгивая, покинули манеж, теперь, словно самоубийцы, пробежали между всадниками, когда те, сделав полукруг вокруг манежа, встретились у входа, и двадцать лошадей, даже не коснувшись друг друга, промчались мимо на полном галопе.

С платформы музыкантов один мужчина бросил обоим девушкам, которым каким-то образом удалось остаться в живых и не быть растоптанными, дыни. В то время, как всадники в безупречном такте, копыто в копыто, мчались вдоль манежа, девушки выложили в манеже десять таких дынь в два параллельных ряда. Каждая девушка — как я теперь заметил близнецы и не старше шестнадцати — взяла оставшуюся дыню, легла на землю и разместили фрукт на лбу, чтобы потом вытянуть руки в стороны и закрыть глаза.

С ритмом барабанов также изменился аллюр лошадей. Это были не те маленькие лошадки, которых я встречал везде в Бессарине, а настоящие боевые кони, почти уже чудовищного размера, с огромными, усиленными железом копытами. На каждую лошадь были надеты доспехи, тоже только имитированные, но всё же впечатляющие.

Теперь казалось, будто лошади одичали, они брыкались, поднимались на дыбы, топтались… всё в безупречном такте, но только десять из двадцати. Они снова приблизились к входу, но в этот раз обе группы повернули в середину круга и протопали вдоль невидимых линий, параллельных дыням, брыкаясь и поднимаясь на дыбы, казалось, откидывая в сторону каждое копыто по отдельности. Удар в литавры, и десять лошадей брыкнули задними копытами и разбили дыни. Однако ведущие лошади обоих групп поднялись на дыбы и размахивая передними копытами, опустились на лежащих девушек и, казалось, раздавили их. Вверх фонтаном поднялся песок, когда лошади брыкнули в последний раз, вытянув задние копыто к небу. И с громким ударом этим же копытом пнули дыню, не разбивая плода! Все двадцать лошадей теперь повернули к кругу манежа, образовав два ряда, каждая лошадь выстроилась возле своего соседа.

Литавры утихли, и лошади замерли в идеальной формации.

Из песка за ведущими лошадьми невредимыми поднялись обе девушки и поклонились бурным аплодисментам.

Я заметил, что тоже стаю и дико хлопаю, увлечённый точно так же, как и другие зрители.

Боевой конь был не просто лошадью, на которой тяжело вооружённый воин отправлялся в сражение, он сам был оружием. Тяжёлые копыта, доспехи — всё это делало лошадь угрозой для любого противника. Хороший боевой конь распознавал опасности, уклонялся от них, а также в единстве со своим наездником, совершал различные штурмовые маневры, чтобы поддержать атаки хозяина и отвратить от него опасности.

У меня самого был такой конь, он ждал меня на постоялом дворе «Молот». Я тренировал его целых три года и был им очень доволен, но до этого выступления ему ещё очень далеко.

Представление продолжилось. Теперь и всадники показали свои навыки. На полном галопе они клинками разделяли пополам яблоки, которые девушки держали обоими руками, надевали на боевые копья подброшенные вверх кольца, а обе ведущие лошади, наверняка, раз десять пнули между собой туда-сюда чёрный кожаный мяч, прежде чем тот в первый раз коснулся земли.

Восемнадцать лошадей развернулись и стуча копытами, покинули манеж. Обе девушки снова легли на землю, а лидеры, вновь на полном галопе, проехали вдоль круга манежа, склонившись так низко к земле, что могли кончиками пальцев провести по песку. Они одним махом закинули обоих девушек в седло позади себя, где те остались лежать. Затем и эти всадники на лошадях стремительно выбежали из манежа.