Роберт Мур - Птица счастья [СИ]

«Экология — это хорошо, — поразмыслил Сережа, — да и для езды на скейте будет больше места!»

Встреча с владельцем издательского дома была назначена в пору, когда центр города уже был свободен от машин простых работяг, и Сережа быстро и без включенных сирен добрался до места встречи. Минин в последний момент заявил, что не сможет присутствовать, и прислал Петю вместо себя. Затем, чтобы Сережа случайно не выдал, что братьев двое. Это было принципиальным условием Льва Константиновича для Сережиного знакомства.

После нескольких селфи с Сережей для птичьей соцсети и поддержания интереса к своей персоне со стороны Кристины, которая не знала про двойника, Петя пошел в издательство господина Кальмана. Петя сознательно не раскрывал своей пассии гостайну о двух братьях, будучи человеком мнительным и осторожным. От посторонних Сережу держали вдалеке, он ускользал, как силуэт в сумерках или густом тумане, и никто не замечал подмены и разницы в поведении.

Главный редактор Кальман встречал радушно. Улыбка подкупала искренностью, за ним хотелось следовать, с ним хотелось говорить, к нему было боязно прикоснуться, отчего первое рукопожатие Сережи вышло куцым:

— Я ожидал бойцовской хватки от вас, молодой человек. Написавший эти строки полон решимости, — главный редактор взглядом указал на распечатку стихов Сережи и не забыл пожать руку и Петюне.

— Спасибо, что согласились встретиться, Хаим Семенович.

— Ты сейчас либо лукавишь, либо действительно скромный юноша, — он пристально наблюдал за смущением Сережи.

— Ну вот, очередная иллюзия, порожденная СМИ и интернетом, разрушена, — Хаим Семенович был заинтригован. Парень совсем не соответствовал своему медийному образу. Владелец издательства наблюдал, что горделивое создание на поверку оказалось существом чувствительным. — Это вы удостоили меня чести познакомиться с вами лично и доверили свои творения!

— Мне очень приятно, что вы прочитали, а в том, что моя личность интересна, это заслуга, увы, не моя. А солнца русской литературы и господина Минина.

— Я думаю, что вы недооцениваете себя, юноша.

Петюня уткнулся в телефон. Ассистент принес чай. Хаим Семенович продолжал изучать и прощупывать Сережу. Он высказал искреннее восхищение несколькими стихами и обсудил с Сережей ряд образов и идей из рукописи. После восхваления проделанной работы Кальман с максимальной деликатностью спросил:

— Скажи, мой мальчик, а Лев Константинович же не читал то, что ты написал?

— Я думаю, что не читал, а что?

— Мысли, которые ты излагаешь… В силу твоей юности они несколько радикальные, а после прочтения господином Мининым могут быть восприняты как бунтарские и… крамольные.

Сережа закусил внутреннюю сторону нижней губы и задергал ногой. Его не отучали от этой привычки специалисты, но тик возвращался в стрессовых ситуациях. Хаим Семенович как человек чуткий и деликатный постарался вернуть расположение юноши:

— Сейчас подобный максимализм актуален, и на него очень быстро реагируют птицы, как ни странно. У них сейчас период взросления. Поэтому ваш сборник будет им понятен, но я предлагаю смягчить самые категоричные заявления и опустить излишнее «политиканство», включив в следующее издание, как думаете? Сейчас выросло много птиц довольно распущенных.

— Ну я видел, как их содержат. Им нужно обеспечить другие условия.

— Те, кому действительно это необходимо, к сожалению, не в состоянии кричать. С такими птенцами сейчас решают, что делать. А вот те, что орут, в большинстве своем просто привыкли исключительно вкусно пожрать.

Сережа хихикнул по-детски и спросил:

— А что, со временем что-то изменится?

— Маятник истории всегда качается, юноша. Новые поколения неумолимо приходят на ошибки предыдущих, и они единственные, кто в силах что-то исправить, если будут способны мыслить, а ор зачастую мысли перекрывает.

— Так, и я о том…

— Вам может быть под силу посадка зерен разумного, адекватного и рационального для будущих птиц, подпитанного духовным опытом.

— Это какие-то уже библейские истории.

— А вы читали библию, юноша?

Сережа читал когда-то детское издание.

— Ну, я в курсе, о чем там… В общем…

— Так вот, сейчас ваши стихи нужно очистить от плевел и подготовить к посадке в нужную почву.

— Понял, чтобы не попали на камни.

— Они попадут и на камни, и в сорняки. Но сейчас время возможностей и невиданного разнообразия — найдется и понимающий читатель. Я готов помочь вам в ваших трудах.

— Я могу писать вам на почту, чтобы не тратить ваше время на личные встречи.

— Вы не очень похожи на ваш публичный образ, юноша. Ваше время намного ценнее, чем мое, и пока что вы этого не понимаете.

— Я много чего не понимаю, я как все создан по чьему-то плану и как большинство не знаю, куда он меня ведет.

— Дорога может меняться в зависимости от того, как по ней идти, не говоря уже о пункте назначения.

— Это размышления высокого порядка, — Сережа ухмыльнулся.

— Вы их находите забавными?

— Да нет. Ну с птицами об этом не поговоришь.

Хаим Семенович ждал окончания мысли Сережи.

— Они звучат высокопарно.

— Просто об этом сейчас не принято говорить. Поэтому вы и стыдитесь своих стихов. А ваша наблюдательность и восприимчивость создают интересные этюды. Позвольте вашему творчеству расти и вызреть в трудах.

— Это я сейчас возгоржусь и начну писать налево и направо.

— Не ломайте чужой план, тем более что ваш составлен дважды.

Беседа продолжалась еще некоторое время. По ее завершении вдохновленный Сережа хотел быстрее попасть домой и внести правки в тексты. На выходе Петя отчитывался отцу:

— Еврей, поучающий по библии… Это как-то не кошерно, пап, — и после разговора залез в телефон проверить реакцию Кристины на фото с Сережей в соцсетях.

В стране величайшей через год после выборов восемнадцатого года у внушительного количества граждан птенцы вышли из-под контроля и заговорили пуще прежнего. Молвили люди, что расползалась смута несколько месяцев после возвращения со службы солдат прошлогоднего осеннего созыва. Пернатые питомцы дембелей шумели и бились о прутья клеток до тех пор, пока их не выпускали в квартиру, а потом и вовсе на улицу. И, поскольку птицы имели привычку общаться, они звали с собой за компанию и тех, что были спокойны. И город заполнился птицами, орущими по непонятным причинам, и хозяевами, безрезультатно за ними охотившимися, что нарушало установленный общественный порядок. Город освободили от машин, но теперь он кишел людьми и перьями. И вышел приказ, запрещающий самовольный выгул орущих птиц. В определенный момент казаки и ОМОН утомились таскать птицеловов по автозакам и стали делать это вяло, без энтузиазма даже на камеру. После любого инфоповода, распространяемого стихийно по сети, высыпали на улицы птицы и высказывали свое недовольство. Они были вне системы и могли своим ясным взглядом оценить несправедливости режима. Граждане, что зависели от бюджетных средств, привязывали своих птенцов и отключали интернет. Птицы сначала выражали недовольство любыми государственными запретами, потом недовольство отменой запретов. Иногда их хозяева ссорились между собой на страницах в интернете, как лучше выразить недовольство своих пернатых друзей. Кидать бумажные самолетики из окон одним показалось очень либеральным знаком, против чего выступила вторая часть, призывавшая беречь бумагу, а вместе с ней леса. Запуски фонариков нравились романтической части, прагматики же предупреждали о возможных пожарах. И пожары случились. Кипел котел юной птичьей демократии. Сторонники государственной пропаганды призывали решать вопросы не на птичьих митингах, а «по-человечески». Что входило в это понятие, они не поясняли. Веганы схлестнулись с мясоедами, глютен висел угрозой над жизнями тех, кому хлеб был «всему голова», грибники попали под опалу поисковых отрядов, спасавших из чащ лесов дремучих, а сами спасатели в свою очередь попали в опалу церкви. И вся эта бурлящая масса людей статистически сортировалась и создавала собственное виртуальное лицо. Исследовались ее свойства как явление молодое и инертное, но политически социологи госаппарата отставали от процесса не справляясь с объемами информации. Появилось поколение других птиц, и развивались они по-другому и быстрее. Любимым приемом для отслеживания реакции стихийных стай стали законопроекты для отвлечения внимания. Объявляли о введении законов абсурдных, парадоксальных и задевающих самые тонкие струны птичьего характера. Птицы вскипали в своем недовольстве, драли перья. А потом в последний момент появлялся глава государства, отменял абсурдные законы и наводил порядок. И птенцы радовались и продолжали слетаться к кормушкам, там же справляли нужду и спустя некоторое время начинали искать повод для нового сбора и стрекота. После того, как процессы образования стай были тщательно изучены, разрешили один огромный птичий сбор. Большой, всенародный, чтобы наговорились всласть. Хозяева пернатых затаились в ожидании подвоха. Флаги наглажены, лозунги написаны, транспаранты сколочены, места для посадки птиц продуманы, перья начищены. Все желающие подготовили палатки — сбор обещал быть продолжительным. Стоять все хотели до неопределенного конца, казаков и ОМОН отвели на значительное расстояние.