Наталия Некрасова - Ничейный час

Деанта стоял чуть поодаль, подойдя незаметно и не нарочно. Он смотрел на них и никогда больше он не любил ни одной женщины так, как в этот момент он любил Майвэ. Даже ее саму он больше никогда не любил так полно, самоотверженно и отчаянно, как в этот момент, понимая при этом, что она принадлежит Тэриньяльту так же полно, необратимо и неумолимо, как и Тэриньяльт — ей.

Много лет спустя, совсем в другом месте, под другой луной он поведает юному барду об этой любви. Но юный бард не сможет перенести того, что его король был отвергнут, и родится песня о прекрасной дочери короля Ночи, которая полюбила Дневного принца. Как она молила его, обещала прекрасный плащ, и золотую чашу, и корону, но юноша отверг ее. И она умерла с тоски.

Она действительно умерла за много лет до рождения этой песни. В один день со своим Тэриньяльтом, как и должно быть в правдивых сказках.

Они заметили его. Андеанта подошел к обоим и сказал:

— Благородный Тэриньяльт. Благородная моя сестра. Что бы сегодня ни случилось, я всем обязан вам. Но… если у меня не получится, ты знаешь, что делать.

Майвэ медленно улыбнулась. Подошла к Деанте, встала на цыпочки и поцеловала в губы. Коротко, легко. Он прикрыл глаза, затаив дыхание.

— Да. Я все сделаю, брат.

Утром над землей стояли и луна и солнце. Два бледных глаза в сгущающейся мгле — красный и белый.

ПРИНЦ БЕЗ ИМЕНИ

Мокрый снег превратился в дождь. Земля под копытами размокла, и конь, и принц были забрызганы грязью с ног до головы. Конь, милый, драгоценный конь словно понимал стремление хозяина и упорно следовал за ланью, а та неуловимо скользила вперед и вперед. Сколько дней они не ели и не спали? Сколько дней он не сходил с седла? Сколько дней конь лишь хватал пожухлую траву по пути или начавшие наливаться ранним соком ветки?

— Держись, милый, держись, — шептал принц.

Дни и ночи смешались в голове. Может, всего час прошел с того момента, как он увидел лань, а, может, целая неделя. Он уже не узнавал местности, да и не пытался. Он видел только белую лань. Он настолько уже привык к ней, что когда она вдруг исчезала на миг, он тосковал без нее. Во время кратких мгновений отдыха она ложилась рядом, но на расстоянии руки. Принц поил ее из ладоней, ощущая трепетню нежность. А потом она резко вставала и снова неслась, неслась вперед.

И когда раз уже стало совсем невмоготу догонять ее дальше, она остановилась. Они были в лесу. Черном лесу теней, том самом, о котором говорил дядя. Нельзя оглядываться. Он положил руку на голову коню, успокаивая испуганное животное.

— Тихо, милый, тихо, друг. Я не брошу тебя.

Ночь ползла к рассвету, но сейчас стоял самый стылый, самый тяжелый для сердца час.

Перед ним поднимался пологий склон невысокого холма, поросшего дубами. И хотя стояла лишь ранняя весна, ветви их были покрыты листвой, источая крепкий, пряный запах дубовой рощи. От него нежно трепетало сердце, наполняясь странной радостью и надеждой. Но подножие холма окружал кустарник. Темно-красные, почти черные лакированные ветви с длинными острыми шипами в ладонь длиной были намертво заплетены ежевикой. Колючая стена поднималась выше человеческого роста.

И на этой колючей стене висели наколотые на шипы как мошки сорокопутом, люди.

Тела некоторых уже истлели, распались и осыпались на землю белыми костями. Другие умерли не так давно. Кто-то совсем недавно.

Кто они были? Из каких холмов? Зачем они пришли сюда?

Или их тоже привела белая лань?

Стена кустарника пошла волной, когда белая лань остановилась перед ней, глядя на принца, словно просила помощи. С глухим стуком сорвался вниз распятый на шипах скелет и упал грудой костей и кольчужных колец.

— Нам туда? — посмотрел он на лань. Ее взгляд был напряженным и испуганным. Она оглядывалась по сторонам, словно ждала опасности.

— Значит, туда, — мгновенно осипшим голосом прошептал принц, спегшиваясь. Потрепал коня по шее. — Береги ее, ладно?

Лань забилась под бок коню.

Принц нащупал рукоять клинка — подаро дяди-государя. Редкая вещь, очень дорогая. Работа Дневных. Дядя говорил, что в целом оружие Дневные делают похуже, чем в Холмах. Хотя бы потому, что магии в них нет и не было никогда. Но даже мастер Холмов хорошо если хоть раз в жизни создавал заклятый клинок, что уж говорить о Дневных? Однако, вот эти клинки, темно-серые, тусклые, с синим отливом, сами по себе были великолепны. Их мало привозили, и даже в землях Дня они считались редкостью, так что подарок был поистине королевским. Таких было мало в мире, наперечет. Говорят, делали их еще в Грозовые годы из небесного железа, которое очень редко находили в Пустыне… Это был довольно короткий клинок, чуть изогнутый, с удобной рукоятью, приятно-тяжело лежавшей в руке. Такие клинки рубили с легкостью почти все — от тонкой ткани до железного прута, сохраняя свою остроту.

— У меня все равно ничего больше нет, — пробормотал принц. — Буду тупо рубить.

"И не буду оборачиваться", — внезапно подумал он. Это всплыло откуда-то из глубин памяти, из детских сказок. Нельзя оборачиваться.

— Держись на виду, — сказал он лани. Уверенный, что она понимает его.

Он примерился и ударил по веткам, просекая первую полосу в переплетении колючих ветвей. И еще. И еще.

Кто-то отчаянно закричал.

Не оборачиваться.

Конь дико заржал, почти взвизгнул, увидев что-то жуткое, и умчался прочь. Лань метнулась чуть ли не под ноги.

Не оборачиваться.

Ветки трещали, как сухие кости, рвали одежду, впивались в тело. "Это всего лишь царапины", — говорил он себе. Но другая часть его сознания отвечала — они глубокие, их много. Ты истечешь кровью.

Он рубил. Он продвигался.

Ночь истекала, наступил тусклый предрассветный час рассвет, а он рубил, как одержимый, ломал ветки, продавливался туда, внутрь, понукаемый страхом, потому, что сзади было это самое нечто. Или их, этих "нечто", было много?

Он рубил и рубил. Он понимал, что нельзя, нельзя останавливаться, как только остановишься, поймешь, что ты смертельно устал…

Он вдруг понял, что сзади — тишина. Никого нет. Он чуть не обернулся, но лань ткнула его в бок, и он вовремя спохватился, что это очередная ловушка.

Не оборачиваться. Осталось совсем, совсем немного. Он уже видел просвет…

Приближающийся топот копыт. Конь остановился, фыркая. Тихое "ах!", прыжок, быстрый топот ног.

— Как же ты мог! — горестно воскликнула госпожа Асиль. — Как ты мог!

Он вздрогнул — и обернулся.

Вот и все, — сказал голос у него в голове.

Стоявший перед ним человек был вроде бы живым. Принц не мог сказать, что с ним не так. Но от одного взгляда на него пробирал мерзкий, липкий страх. Он был в старинной кольчуге, пробитой на груди — но крови не было. И одет он был тоже по-старинному. Роскошные такни его одежд были тусклыми, словно выцвели от времени, но не висели лохмотьями. Его серое лицо рассекла злая улыбка.