Хелена Дагган - Что-то не так в городе Идеал [litres]

– Нет, – недовольно сказал Мальчик, – мы не преступники… Не знаю… Мы просто другие. Вот и всё. Мы отличаемся от жителей Идеала.

– И вас заперли за то, что вы другие?

Мальчик пожал плечами:

– Ох, Вайолет, не могу тебе ответить. Спрашивай у Дозорных. Здесь не такие люди, как в Идеале. Ты ещё увидишь…

Вайолет осмотрелась по сторонам, ища хоть каких-нибудь объяснений.

Дом напротив пребывал в самом плачевном состоянии. Окна были заколочены полусгнившими досками; без них и стены бы развалились. Вдоль цоколя выросли маргаритки, одуванчики, сорняки, они служили украшением. На двери красовалась табличка, мелом на ней были выведены изящные и затейливые буквы: «Ангельские чтения». Светло-лиловые и розовые ленты раскачивались в лишённых стёкол окнах, как ночные призраки.

В каждом разбитом уличном фонаре горела свеча, обогревая темноту и давая достаточно света, чтобы Вайолет заметила: всем стоящим поблизости зданиям не помешал бы ремонт. Цветные деревянные планки, которыми были обиты фасады, напоминали полоски пластыря.

Мимо Вайолет быстрым шагом прошёл мужчина со сломанной тростью в одной руке и с огромной веткой дерева в другой. За ним, пыхтя и отдуваясь, на детском трёхколесном велосипеде сквозь толпу ехала дама в выгоревшем и разодранном розовом бальном платье. «Извините, опаздываю в театр!» – громко кричала она.

Мальчик потянул Вайолет за рукав, уводя её прочь.

– Давай развлекаться, – выпалил он. – Тут можно много чем заняться, а времени так мало. Смотри, сейчас мы находимся на Забытой дороге, – сообщил он, переходя на бег.

Это была центральная улица Ничейной земли. Параллельно ей с другой стороны стены проходила Эдвард-стрит. От Забытой дороги ответвлялись три выложенных булыжником переулочка.

Ребята нырнули в первый переулок: Вайолет хотела осмотреться как следует. Вдоль переулка с обеих сторон тянулись магазины, где предлагалось всё на свете – от уроков рисования и канвы для вышивания, бывшей в употреблении («Использовано только три раза!» – гласила надпись в витрине) до хозяйственного шпагата и сломанных вязальных спиц.

Дойдя до середины переулка, они свернули в узкий проход, связывавший этот переулок с соседним. Под ногами валялись кучи всякой всячины, которую нормальные люди называют мусором. Одна витрина гордо рекламировала сплющенный баскетбольный мяч и изъеденный молью абажур, который, видимо, нужно было использовать в качестве шляпы.

Вайолет и Мальчик вошли в книжный магазин, где продавались книжки без обложек; в некоторых даже не хватало страниц. Снаружи у входа люди сидели на ветхих чемоданах, на резиновых шинах и читали. Возле двери какая-то женщина во весь голос декламировала стихи.

В нижней части переулок вливался в площадь, заполненную мужчинами и женщинами с сальными волосами; здесь были выставлены лотки, с которых продавалось, наверное, всё возможное.

– Это Рыночный двор, – рассказывал Мальчик спутнице, пока они пробирались в толпе. – Мы сейчас в сердце Ничейной земли. Здесь ведут дела большинство из наших.

Владельцы лотков перемигивались, кивали – беззвучно переговаривались друг с другом. В толпе носились дети – босые, перемазанные грязью. Некоторые шныряли компаниями, другие болтались поодиночке. Похоже, абсолютно все знали Мальчика.

Вайолет остановилась у тележки с фруктами, и маленькая босоногая девочка стащила яблоко прямо у неё на глазах. Хозяин – жирный, обливающийся потом мужик – заметил кражу и пустился за воровкой в погоню, круша всё, на что только натыкался.

Вайолет ахнула и дёрнула Мальчика за рукав.

– Что он с ней сделает?

– На улице есть свои законы. Они нигде не записаны, но их все знают. Если он поймает эту девочку, она получит по заслугам.

– Но он не будет её бить?

Мальчик ухмыльнулся:

– Ну и воображение у тебя, Вайолет!

Он снова двинулся вперёд мимо лотков, проводя по каждому из них пальцами. Свернув за угол, он прислонился к стене дома и достал из кармана две булочки с глазурью.

– Будем надеяться, тут нет смертной казни для воров, – сыронизировал он и протянул одну булочку Вайолет.

– Ты украл? Но ведь нельзя брать чужое! – возмутилась она.

– Идеальная девочка, – жуя, буркнул Мальчик.

– Я не такая!

– Тогда ешь!

Вайолет посмотрела на булочку, потом опять на нового друга. Умирая от желания стереть улыбку с его лица, она вгрызлась в пышную булочку.

– Вайолет, тут никто о тебе заботиться не будет, – сказал Мальчик. – В Ничейной земле каждый сам за себя.

Эта мысль не понравилась Вайолет. Она молча жевала свою булку и разглядывала толчею вокруг. На другом конце площади что-то вспыхнуло.

– Что это там?

Посреди Рыночного двора стояло необычное дерево. Скрюченное, иссохшее, по всем признакам почти мёртвое; листьев на ветках не было. И всё-таки оно как будто блестело в темноте. Вайолет стала пробираться к нему через толпу. Мальчик двинулся вслед за ней.

Подойдя к дереву ближе, Вайолет поняла, откуда взялись эти проблески. К веткам были привязаны золотые и серебряные монеты, стекляшки, бумажки, засохшие цветы, лоскуты, любая и всяческая дребедень. Почти все тряпицы выцветшие, изорванные, лишь немногие – яркие и новые.

Её взгляд упал на бледно-розовую ленточку, трепетавшую от лёгкого ветерка. Аккуратная рука когда-то выткала на ней послание:

На память.

Я потеряна для Идеала. Никогда не забуду тебя, мама. Люблю тебя.

– Пиппа Грюмли, – шепнул Мальчик.

– Грюмли? – глаза Вайолет округлились. – Она не родственница миссис Грюмли, моей школьной учительницы?

Он кивнул:

– Угу. Пип – её дочка. А это дерево мы называем Лоскутным. Жители Ничейной земли когда-то оставляли здесь послания тем, кого потеряли. Наверное, они надеялись, что их родные будут искать их и придут сюда. Но я не думаю, что это произойдёт, ведь они даже не знают, что мы здесь. Больше никто ничего не вешает на дерево; теперь не вешает.

– Значит, у ничейников в Идеале остались родственники?

Мальчик опустил голову.

– Почти все, кто здесь сейчас находится, когда-то жили в Идеале.

– Но… сколько же лет Пиппе? – смутившись, спросила Вайолет.

– Кажется, ей было двенадцать, когда её забрали сюда. Сейчас намного больше, конечно. Лет двадцать, наверное. Здесь много таких, как Пиппа.

– Зачем они забирают детей? – Вайолет не могла прийти в себя. – А как же их родители? Они не замечают, что дети пропали?

– Не замечают. Как ты говорила, родители становятся другими. В Идеале с людьми что-то делается. Я не знаю, что именно, но здесь точно замешаны очки. Когда на них очки, Ничейной земли больше нет, а мы… – он круговым движением обвёл площадь с собравшимися на ней людьми. – Все мы как живые призраки.