Максим Майнер - Норвуд

Голода не было, но я заставил себя съесть немного твёрдого сыра и хлеба, запив всё жиденьким кислым пивом. Младший задорно хрустел луковицей, половина которой досталась моей прожорливой лошади.

Коварный сон напал на нас из засады, сразу одержав убедительную победу, и солнце основательно продвинулось на запад, прежде чем копыта вновь застучали по земле.

На очередной развилке мы свернули налево, обогнули холм и столкнулись с небольшой овечьей отарой. Животные, завидев нас, наперебой заблеяли, предупреждая друг друга о возможной опасности. Тут же залаяла собака, и почти сразу на тропинку вышел пастух – худощавый мужчина с большим красным носом. Одет он был чрезвычайно небрежно – в разорванную рубаху и короткие штаны.

– Там это… – начал говорить мужичок, глядя мутным взором, но закончить не успел.

Следом за ним выскочила женщина, одной рукой придерживающая полы длинного серого платья. В другой она держала обыкновенный глиняный кувшин.

– Опять всю бражку вылакал, скотина! – завопила дама, не обращая на нас никакого внимания. – Перед людьми стыдно! Хоть бы дождался, пока беллаторы уедут!

Посудина с громким треском влетела пьянице прямо в лоб, разом продемонстрировав и собственную крепость, и устойчивость цели – мужичок даже не пошатнулся.

– Уйди, старуха, – пробормотал тот и устремился за овечками, которые успели отойти на некоторое расстояние.

Женщина, покраснев, побежала следом, оглашая окрестности возмущёнными криками. Висевшие на узком поясе фигурки овец, сделанные из дерева, задевали друг друга, отчего каждый её шаг сопровождался гулким стуком. Чем завершилась эта занимательная история, узнать не удалось – пара скрылась за поворотом.

– Впереди деревня, – зачем-то пояснил Младший.

– Я догадался! Как думаешь, о каких беллаторах говорила эта… дама?

– Точно не знаю, но здешние вроде бы отдают двенадцатую часть как раз Ван-Прагам на содержание. Так что, может быть, они и есть.

Дорожка тем временем, загнув очередную петлю, вывела нас к первым домам – низким и каким-то покосившимся. Чтобы оглядеть всю деревню, следовало забраться на холм, а с нашего места были видны только ближайшие строения, безо всякого порядка торчавшие тут и там.

На радость Тоненькой, я слез и подхватил лошадь под уздцы – здесь было слишком тесно, чтобы ехать верхом. Свесы крыш, доходившие местами практически до самой земли, мешали проходу, как и многовековые деревья, преграждавшие путь. Впереди слышался стук топора и гул голосов, перемежавшийся иногда звонкими выкриками.

Пара десятков шагов и дома расступились, окружая небольшую площадь, на которой сейчас толпился народ. Среди серых небогатых одежд яркими пятнами пестрели всего несколько человек.

Трое – явно беллаторы, причём одного из них, высокого и худого, я видел вчера во дворе у Губы. Сейчас он молча наблюдал, как коренастый мужичок рубил высокий шест, на самом конце которого висел круглый щит. Топор взлетал над косматой головой и с грохотом опускался на свою добычу.

Ещё одеждой выделялся грузный и лысый мужчина, стоявший на крыльце, положив ладони на массивные перила. Красная рубаха с широкими рукавами, словно знамя трепетала на ветру, а узкий ремень оттягивал большой нож с тёмной деревянной рукоятью.

Стоило нам выйти из-за домов, как звуки разом стихли, и только вдалеке слышалось тревожное овечье блеяние.

– Гляди-ка! – писклявым голосом произнёс худой, хлопнув рукой по шлему, прицепленному к поясу. Плоский и похожий на тарелку, тот отозвался металлическим гулом. – Гляди-ка, и правда – интерфектор! Не зря, выходит, лошадей-то по жаре гнали…

Измотанные животные, покрытые хлопьями пены, стояли здесь же, неподалёку. Они косили завистливым взором на отдохнувшую Тоненькую, которая на их фоне смотрелась настоящей королевой.

– Не обманули, выходит, люди-то, – продолжил беллатор, глядя на меня.

Стоявшие по бокам воины мычанием выразили своё согласие с этим утверждением и поудобнее перехватили копья. Из-под их плотных войлочных шапок – точь-в-точь как у воспитанника Кирклина – стекали ручейки пота, блестевшие на солнце.

– Ну что, интерфектор, – худой растянул тонкие губы в улыбке. – Зачем ты приехал в нашу деревню?

Я не торопился с ответом.

Прищуренные глаза беллатора смотрели с вызовом и, хотя прямой угрозы в его речах не было, воздух звенел от затаённого напряжения. Толпившиеся вокруг люди словно ожидали драки – они замерли в каких-то неловких позах, готовые бежать и прятаться, как только в дело пойдёт сталь.

Понятно, что всадникам обо мне доложили обитатели деревень, через которые мы проходили сегодня. Неизвестные доброхоты никак не могли успеть добраться до боевой усадьбы Мунро – на это попросту не хватило бы времени – а значит, воины и так были где-то неподалёку.

Непонятно другое – зачем они сразу бросились в погоню за мной? Пусть их господин задурил всем головы, отчего местные стали с недоверием и злобой относиться к интерефекторам… Но неужели они готовы нападать на тех, кто сражается порождениями зла?

Судя по тому, что я пока ещё не висел на копьях, возможно, никакого чёткого плана у людей Мунро не было. А значит, есть шанс разрешить дело миром, подобрав правильные слова. И поэтому я не торопился с ответом.

– Ты чего молчишь-то, интерфектор? – улыбка худого стала шире, обнажив чёрные провалы отсутствующих зубов. – Может с какой-нибудь упырихой миловался, а она тебе язык откусила? Всем известно, что вы любители такого дела…

«Лонгус», – вспомнил я. Так звали этого худого высокого беллатора с неприятным голосом. Именно его непристойная шутка про супругу Губы вчера чуть не спровоцировала драку. Благо вмешался командир и приструнил наглеца, но сегодня, похоже, он сам за старшего.

Копейщики закивали, выражая согласие с той глупость, которую сообщил Лонгус, и немного опустили щиты. Вытянутые и похожие на каплю воды, они висели на предплечьях и почти упирались острыми концами в землю.

Радовало, что крестьяне никакой поддержки гадким словам не выказывали, а скорее, наоборот – недовольно хмурили брови. Хотя, возможно, мне просто хотелось, чтобы это было так.

Руки слегка дрожали от волнения, а сердце пряталось где-то в животе, но сейчас я чувствовал себя гораздо увереннее, чем утром, когда впервые заговорил с Кирклином. Теперь меня уже не удивляла неприязнь людей, а звание интерфектора больше не казалось надёжной защитой.

– Ты издеваешься надо мной? – гримаса раздражения сменила улыбку. Лонгус сомкнул пальцы на рукояти меча. – Я спрашиваю, зачем ты приехал в нашу деревню?

За писклявыми нотками, кроме злобы, невесомой тенью проступала растерянность. Не знаю, что смущало беллатора, но с каждым мигом я всё отчётливее замечал неуверенность, сквозившую и в движениях, и во взгляде.