Аликс Хэрроу - Десять тысяч дверей [litres]

Девушка ответила паре блаженной улыбкой, отвесила поклон и пошагала на запад.

В следующий раз ее увидели только через шестнадцать дней: мальчишки катили по улице обручи и вдруг заметили, как из Сент-Урса выходит белокожая женщина. Они описали ее внешний вид как «ведьминский»: ее простая одежда висела лохмотьями, дополненная странным плащом из блестящих черных перьев. Глаза покраснели, как от ветра, а улыбка, обращенная к ночному небу, была озорной, как будто она успела сдружиться со звездами.

Когда мальчишки начали расспрашивать ее о случившемся, девушка не смогла дать никакого объяснения, кроме бессвязных описаний высоких горных пиков, темных сосен и огней в небе, которые выглядели как розовый шелк, развешенный на звездах.

Когда я сам попытался спросить у нее, что она увидела за дверью – ведь была же там дверь, – она лишь рассмеялась.

– Бесовок, разумеется, что же еще? – Когда я нахмурился, Ади добавила, чтобы успокоить меня: – Послушай, не всякую историю следует рассказывать. Иногда пересказ похож на воровство. Ты отнимаешь у истории тайну. Оставь ты этих ведьм в покое.

Тогда я не понял, о чем она. Будучи ученым, я жаждал раскрывать тайны и истолковывать их, превращая незнание в знание. Но в случае с Сент-Урсом моим планам не суждено было осуществиться. Я прошел по ее следу до Эльмира-авеню и обнаружил белый особняк, утопающий в сладком гниении цветов магнолии, величественный и полузабытый. Я рассчитывал вернуться туда вечером для дальнейшего изучения, но в ту ночь случился Великий Алжирский пожар 1895 года. К полуночи небо стало золотисто-оранжевым, а к рассвету от всего квартала, включая особняк Сент-Урс, остался лишь покрытой сажей скелет.

Запомним этот пожар. Запомним, что он начался по неясной причине, и ни шланги, ни ведра с водой не могли его унять, пока последний дюйм величественной развалины Сент-Урса не обратился в пепел.

И все же я делаю запись об этих событиях, поскольку Сент-Урс был первой дверью, которую я нашел в этом мире, и второй дверью, которую нашла мисс Ларсон. Всякое обнаружение двери ведет к переменам.

Позднее Ади назовет период с 1885 по 1892 «голодными годами». На вопрос о том, что это был за голод, она рассмеялась и ответила: «Такой же, как у тебя, я полагаю. Мне хотелось дверей, ведущих в никуда. Или куда-нибудь». Изголодавшись, Ади бродила по земле, прочесывала ее, искала двери.

И находила [7]. Она обнаруживала их в заброшенных церквях и покрытых солью пещерах, на кладбищах и за трепещущими на ветру шторками на заморских рынках. Она нашла так много дверей, что ее представление о мире стало полупрозрачным и полным дыр, как карта, изъеденная мышами. В свое время я прошел по ее стопам и нашел все двери, какие смог. Но двери по сути своей являются отверстиями, проходами, пустотами. Как оказалось, довольно сложно зафиксировать точную геометрию пустоты. Мои записи полны тупиков, сомнений и смутных слухов, и даже самые подробные мои отчеты пестрят нерешенными вопросами, которые парят на полях, как серые ангелы.

Взять, например, дверь на реке Платт. След Ади, переливающийся всеми цветами радуги, повел меня обратно, вверх по Миссисипи и на запад, и в конечном итоге привел к мужчине по имени Фрэнк К. Тру. Когда я разговаривал с мистером Тру в 1900 году, он работал конным акробатом в Большом американском цирке, Всемирном музее, «Караване», «Ипподроме», «Зверинце» и «Собрании живых диких животных У. Дж. Тейлора».

Фрэнк был темноволосым мужчиной с пронзительным взглядом. Его обаяние и талант мгновенно делали его заметным, несмотря на небольшой рост. Когда я упомянул Ади, улыбка артиста стала мечтательно-печальной.

– Да. Разумеется, я ее помню. А что? Вы ей муж или кто?

Убедившись, что я не ревнивый любовник, который пришел мстить за давнюю обиду, он со вздохом откинулся на спинку своего походного стула и рассказал мне об их встрече жарким летом 1888 года.

Впервые он увидел ее среди зрителей на «Выставке Скалистых гор и Прерий доктора Карвера», где выступал в представлении, посвященном Дикому Западу, изображая настоящего индейца Великих равнин за доллар в день. Она сразу выделялась – сидела в гордом одиночестве на деревянной скамье, лохматая и грязная, одетая, словно мусорщица, в огромные ботинки и мужскую рубашку. Ади с интересом посмотрела кровавую постановку «Последней битвы Кастера», подбадривала артистов криками во время показательной ловли мустанга с помощью лассо (хотя «мустанг» на самом деле был толстеньким пони, таким же диким, как домашний кот) и свистнула, когда Фрэнк победил в индейских скачках. Он подмигнул ей. Она подмигнула в ответ.

Следующим вечером, когда «Выставка Скалистых гор и Прерий доктора Карвера» выехала из Чикаго, Ади и Фрэнк вместе сидели в его тесном купе в вагоне артистов. Так и вышло, что Ади совершила грехопадение, которого так боялись ее тетушки и бабка, и заодно сделала замечательное открытие: падшие женщины пользуются особой свободой [8]. Несомненно, за такую свободу пришлось заплатить – некоторые женщины из труппы отказывались разговаривать с ней за обедом, а мужчины делали неправильные выводы о ее доступности, – но в целом Ади увидела: ее горизонты не сузились, а расширились. Она была окружена множеством мужчин и женщин, которые по той или иной причине оказались на дне: из-за пьянства, пороков, страсти или просто цвета кожи. Это было все равно что найти дверь в собственном мире.

Фрэнк рассказывает о нескольких неделях счастья, на протяжении которых они катались по восточным штатам в сине-белых вагонах «Выставки Скалистых гор и Прерий доктора Карвера», но потом Ади начало охватывать какое-то беспокойство. Фрэнк рассказывал ей разные истории, чтобы отвлечь.

– Вот, к примеру, говорю ей, Красное облако – я тебе о нем не рассказывал? Клянусь, я в жизни не встречал женщины, которая бы так же, как она, обожала хорошие истории.

И Фрэнк поведал Ади о благородном вожде племени лакота, который задал жару американской армии и гарнизонам на реке Паудер. Фрэнк рассказал, что у вождя была сверхъестественная способность – он умел предсказывать исход битв, используя горсть резных костей.

– Он никому не говорил, откуда взялись эти кости, но ходили слухи, будто в детстве он исчез на год и вернулся с мешочком костей из какого-то другого места.

– Где же он пропадал? – спросила Ади, и, по словам Фрэнка, глаза ее округлились и потемнели, став похожими на молодые луны.

– Где-то в верховьях реки Норт-Платт, наверное. Где бы он ни побывал, может, туда он и вернулся, когда на хребте Блэк-Хиллс обнаружили золото и договор был нарушен. Полагаю, это разбило ему сердце.

Ади исчезла еще до рассвета. Она оставила записку, которую мистер Тру до сих пор хранит, но показать не пожелал, и огромные ботинки, которые все равно лучше подходили Фрэнку. С тех пор мистер Тру никогда ее не видел и не получал от нее вестей.