Аликс Хэрроу - Десять тысяч дверей [litres]

Я провожала ее взглядом, пока она не скрылась в глубине своего обреченного и прекрасного города. Сколько они продержатся без припасов из родного мира? Неужели новому городу суждено умереть на руинах старого?

Я закрыла глаза, чувствуя, как груз вины опускается мне на плечи. Раздались клацанье когтей и шарканье стертых ботинок – это Бад и Сэмюэль подошли ко мне. Они сели по обе стороны от меня, теплые и неизменные, как два солнца. Что будет с ними, застрявшими в этом голодном мире? Я представила, как у Бада начнут торчать ребра и потускнеет шерсть, как свет в глазах Сэмюэля потускнеет. А Джейн может погибнуть от лихорадки даже раньше, чем голод успеет болью вонзиться в живот.

Нет. Я этого не допущу. Если есть хоть крошечный шанс, пусть даже самый маленький, самый невероятный, я попытаюсь это предотвратить.

– Сэмюэль. – Я надеялась, что мой голос прозвучит смело и решительно, но в нем не осталось ничего, кроме усталости. – Ты не мог бы сходить в дом за книгой моего отца? И еще мне нужна ручка с чернилами.

Я почувствовала, как он замер, осознав, что я собираюсь сделать. Маленькая трусливая часть моей души тут же понадеялась, что Сэмюэль схватит меня за руки, словно актер в романтической киноленте, умоляя одуматься. Но он этого не сделал. Наверное, ему тоже не хотелось умирать в Аркадии.

Он медленно поднялся и ушел с площади. Я осталась ждать, сидя в свете полумесяца и крепко обнимая Бада одной рукой.

Сэмюэль вернулся, сжимая в руках книгу в кожаном переплете и ручку. Я открыла последние пустые страницы и аккуратно вырвала их из книги, пряча взгляд, чтобы не видеть потемневшие от тревоги глаза Сэмюэля и грустно опущенные уголки губ.

– Ты… Ты пойдешь со мной?

Вместо ответа он коснулся моей руки. Я помедлила – ведь я так и не ответила на его предложение, не сказала «да», – но потом решила, что это уже не важно, раз мы все равно обречены провести остаток своей короткой жизни в умирающем мире, и переплела свои пальцы с его.

Мы вместе вышли из города в глубокую синюю ночь. Бад скользил через траву впереди нас, напоминая призрака с янтарными глазами. Было так поздно, что месяц уже полз к горизонту, а звезды висели низко, прямо у нас над головами.

Дерево выросло из темноты – многопалая корявая рука, протянутая к небу. Среди узловатых корней виднелись ровные доски, чей вид навевал тоску, – Дверь, превратившаяся в обычную дверь. В воздухе повис сильный запах гари, и я догадалась, что по другую сторону сейчас горел маяк. Я подумала, что последняя Дверь моего отца пахла так же – как погребальный костер.

Я подошла так близко, что могла коснуться досок из темного дерева, и только тогда остановилась. Я замерла, чувствуя, как потеют ладони, оставляя следы на смятых страницах, а ручка тяжелеет в руках.

Сэмюэль немного помолчал, а потом спросил:

– В чем дело?

Я издала безрадостный, отчаянный смешок.

– Мне страшно, – призналась я. – Я боюсь, что ничего не выйдет, не сработает, что я… – Здесь я осеклась. На языке появился металлический привкус страха.

Я вспомнила пронизывающую до костей усталость и тошнотворное головокружение, которые испытала во время побега из лечебницы. Насколько же больше потребуется сил, чтобы открыть проход между двумя мирами?

Мой отец утверждал, что двери находятся «в точках особого, не поддающегося определению резонанса», в местах, где пустота истончается и миры слегка соприкасаются. «Может, это все равно что отодвинуть шторку или открыть окно». От верности этого осторожного предположения зависела моя жизнь.

Сэмюэль, прищурившись, посмотрел на звезды. Его лицо выражало спокойствие.

– Тогда не надо.

– Но Джейн… Аркадия…

– Мы придумаем, как выжить, Январри. Доверься нам хотя бы в этом. Не рискуй собой, если думаешь, что не получится. – Его голос звучал ровно и непринужденно, как будто мы обсуждали вероятность дождя или ненадежность расписания поездов.

Я опустила взгляд, сомневаясь и стыдясь собственного сомнения.

Но потом я ощутила осторожное прикосновение к своему лицу. Сэмюэль ласково дотронулся до моего подбородка двумя пальцами, заставляя приподнять голову. Его глаза смотрели серьезно, а губы изогнулись в легкой полуулыбке.

– Но если все же хочешь попробовать, я в тебя верю. Стрега.

Меня охватило головокружительное тепло, как будто я вдруг оказалась в центре пылающего костра. Я не знала, что это за чувство и как его назвать, – и неудивительно, ведь никто прежде в меня не верил. Или верил в другую, более слабую меня. И Локк, и мой отец, и Джейн видели во мне робкую Январри, которая бродила по коридорам особняка, как привидение, и нуждалась в их защите. Но Сэмюэль смотрел на меня так, будто ждал, что я вот-вот начну глотать огонь или плясать на облаках. Будто верил, что я способна совершить нечто чудесное, смелое и невероятное.

Мне показалось, будто на мне сияющий доспех, а за плечами выросли крылья, будто я выхожу за пределы собственного тела. Это чувство подозрительно напоминало любовь.

Еще секунду я жадно всматривалась в лицо Сэмюэля, пропитываясь его уверенностью, а потом, повернувшись к двери, вдохнула запах дыма и океана. Вера Сэмюэля стала ветром, наполнившим парус корабля. Я поднесла ручку к бумаге.

«Дверь открывается», – написала я и поверила в каждую букву.

Я поверила в блеск чернил в ночной темноте, в силу своих пальцев, сжимающих ручку, в реальность другого мира, ждущего по ту сторону невидимой завесы. Я поверила в то, что можно получить второй шанс, исправить ошибку и переписать историю. Я поверила в веру Сэмюэля.

Я оторвала ручку от бумаги, и по равнине бесшумно пробежал ветер. Звезды над головой замерцали, а лунные тени нарисовали странные узоры на земле. Я почувствовала, что улыбаюсь, а потом мир накренился, и меня подхватили теплые руки Сэмюэля.

– Значит… у тебя…

Я кивнула. Проверять нужды не было – я уже слышала ритмичный плеск волн Атлантики, чувствовала бесконечную пустоту Порога, растянувшегося за Дверью. Торжествующий смех вырвался из груди Сэмюэля. Я почувствовала его щекой, а потом рассмеялась с ним вместе, ведь у меня получилось. У меня получилось, и я не умерла. Все вышло даже легко, если сравнивать с Брэттлборо, где мне пришлось вырезать слова на собственной коже. Я словно отодвинула шторку.

Спотыкаясь, мы побрели обратно в город, опираясь друг на друга, словно пьяные. Голова кружилась от облегчения. Я готова была поверить, будто мы просто два подростка, сбежавшие на прогулку без присмотра старших после отбоя, знающие, что утром им здорово достанется, но слишком беспечные, чтобы думать о расплате.

Но потом Сэмюэль тихо произнес:

– Значит, мы в безопасности. Они ведь думают, что этот мир закрылся навсегда, и больше не придут сюда. Мы можем остаться хотя бы на какое-то время.