Андрей Дашков - Страна слепых, или Увидеть свет

Между тем «хорошая штука» превратилась в черную сосульку, стремительно таявшую на ярком летнем солнце. Большая ее часть уже вытекла двумя похожими на щупальца спиралями через дверной проем. То, что осталось, сжималось с угрожающей быстротой. Тень поочередно напоминала перекошенную фигуру висельника, дергающегося в петле, пульсирующий цветок, втягивающуюся руку, сброшенную змеиную кожу, которая продолжала двигаться сама по себе, — и еще много чего, — но все эти мимолетные подобия, по-моему, только скрывали ее ускользающую сущность. Спрятанную, между прочим, в одной маленькой больной голове.

Я сунулся в коридор, готовый к худшему — Пинк Флойд мог(ла) легко избавить меня от моих иллюзий и смехотворных планов на будущее, если бы ждал(а) здесь с заряженной пушкой. Но он(а), видимо, решил(а) не испытывать судьбу. С его (ее) стороны это было вполне благоразумно, однако не означало, что сюда вот-вот не явится по наши с парнем души весь здешний «персонал». И тогда мне вряд ли светит дальнейшее лечение и отдельная палата. Поскольку эффект внезапности срабатывает лишь раз, следовало поторопиться.

Тень сократилась до размеров человеческой головы. Из глаз хозяина к ней все еще тянулись две темные воронки, втягиваясь в которые она ежесекундно меняла форму. Был момент, когда она смахивала на жутковатую средневековую маску с длинным клювом, затем сделалась похожей на морду черного пса с прилипшими к ней осколками зеркала. Сжавшись по вертикали, «морда» превратилась в нечто похожее на изогнутую костяшку домино со скругленными углами. Каждая фаза изменений была исчезающе краткой, но тем не менее запечатлелась в моей памяти, как фотография, которую я рассматривал потом, в спокойные минуты, и думал: «Да нет, показалось. Недоразвитый плод воображения. Этого не могло быть на самом деле».

Наконец парень вернул себе бабушкино наследство. Тень приобрела привычный мне вид темных «очков», закрывших половину его лица. Только пятно зеркальной проказы стало больше и почти полностью затянуло левое «стекло».

Двери конференц-зала захлопнулись, отсекая солнечный свет. Мы погрузились в искусственные сумерки с кровавым оттенком. Когда-то такое освещение называлось аварийным. Еще одно словечко, потерявшее смысл. Разве сохранилось хоть что-нибудь исправное? Да, сохранилось. В мотеле «Дрозды» — во владениях Красной Ртути, если верить Пинк(у) Флойд(у).

Черт, о чем я думаю?! Куда уводят меня проклятые мысли? Кто пытается меня задержать?..

Теперь все зависело от того, насколько быстро я смогу двигаться. И найду ли выход. Или сначала оружие. Или все-таки выход… если он есть. Я развернул кресло и налег на него всем телом — точно упал голым животом на колючую проволоку. Предательская слабость подкралась в самый неподходящий момент. Меня едва не вырвало желчью, поднявшейся к глотке, словно подскочившая в термометре ртуть. Казалось, пол накренился и выскальзывает из-под ног, а долбаное кресло, как назло, не катится и приросло колесами к месту. В глазах потемнело, поле зрения сделалось небольшим пятном с мутнеющими краями. Некоторое время я не видел ничего, кроме затылка мальчишки и его рук, судорожно рывшихся в мешочке. Он перебирал костяшки на ощупь. И не мне судить, были ли это сознательные движения или так проявила себя лихорадка фетишиста, почуявшего близкую смерть.

Потом меня скрутило по-настоящему, и, пытаясь хотя бы устоять, я целиком сосредоточился на собственных сапогах, которые попирали ковровую дорожку цвета запекшейся крови. Раздавленный болью, я все же проковылял полтора десятка метров, после чего катить кресло стало легче; дорожка кончилась — передо мной появились четыре цветные линии. Радужная иллюзия выбора.

Я не успел задаться вопросом, какому цвету довериться, если удастся добраться до ближайшей развилки. Это было бы преждевременно и бесполезно. В дальнем конце коридора уже мелькали силуэты людей в халатах. Непуганых. Еще не видевших Тени и не знавших, как печально закончил Курт, присвоивший чужую собственность. Возможно, тревогу поднял(а) Пинк Флойд; с другой стороны, грохот перестрелки не услышал бы разве что глухой или мертвый. О Савлове я не забывал ни на секунду. Он явно был не из тех, кто пропустит конец представления, даже если оно вышло из-под контроля. А может, тогда для него и начнется самое интересное.

Так что мы с парнем очень скоро могли оказаться между двух огней. И тут, словно по заказу, с правой стороны коридора — темное узкое ответвление. Скорее туда! Вот как обернулась жизнь. Будто слепая тварь, пытаюсь спрятаться от зрячих в спасительной темноте. Гулкое эхо умножает и разносит вопль: «Гоните их к Ною!» Голос Савлова вполне узнаваем — «доктор» решился высунуться из конференц-зала даже раньше, чем я ожидал.

О том, чтобы восстановить дыхание, нечего и мечтать. Плавятся мозги, спекаются кишки, горят легкие, поджаривается печень. Во мне осталось совсем мало горючего материала, зато шлак может тлеть долго. Я достиг стадии, которую Санта называл вторым дыханием жертвы. Отстранившись от боли, смотришь на себя со стороны и гадаешь: сколько еще протянет это чучело, что пытается бежать на подкашивающихся ногах. Можно даже держать пари, если есть с кем. У меня было. Например, Святоша-аллилуйщик давал десять минут, не больше. Но спорить с ним никакого удовольствия. Когда проигрывает, поздравляет первым и говорит, что вовремя задействовал правильную мотивацию. Выигрывая, самодовольно помалкивает. Однако сегодня не тот случай. Засевшему В Печенках было совсем хреново — он страдал от жары и недостатка кислорода. Это отразилось на его прогнозе. По-моему, он даже хотел, чтобы для меня все побыстрее закончилось. О себе не думал. Альтруист. Только Счастливчик — «С Кем Угодно, Только Не Со Мной» — остался на моей стороне. Этот считал, что, если найти оружие, а главное, избавиться от обузы в виде дурацкого кресла и пассажира, можно повоевать еще пару часов.

Я уже миновал с дюжину дверей по обе стороны коридора. Запертых или нет — какая разница? Ни одна из них не открывала путь к выходу. Не берусь сказать, с чего я это взял. Должно быть, с того; что бродяга без чутья — не жилец. А кто жилец без чутья? Нет, к черту, к черту! Все-таки кто-то (не я ли сам?) пытался завести меня в зыбучие пески бесплодной логики, где я увязну, потеряю волю, путеводную нить, угасающий свет… Кстати, о свете. Тот действительно угасал. Тускло светившие плафоны коридора остались позади. Две линии на полу сделались одинаково коричневыми. Цвета дерьма.

Как насчет того, чтобы добраться до окна? Мало смысла. Разве только чтобы напоследок полюбоваться окружающими «ковчег» видами. Судя по кронам деревьев, которые я видел сквозь огромные стекла конференц-зала, мы находились на одном из верхних этажей. Спуск по наружной пожарной лестнице исключался по понятным причинам, если, конечно, не прислушаться к совету Счастливчика. А вот заваленная мусором кабина грузового лифта снова навела меня на мысли о Санте. Я не пытался их прогнать. Все, что с ним связано, слишком важно для меня. Его незримое присутствие не могло помешать или принести какой-либо вред. Он всегда был на моей стороне. Я в это верил.