Андрей Дашков - Страна слепых, или Увидеть свет

— Почему ты взял его с собой?

Ну что, поплакаться о своем одиночестве? «Самое время разжалобить докторишек», — поддержал Святоша. «Да пошли они в задницу», — похоже, Желчная Сучка выразила мнение большинства. Я выбрал ответ покороче:

— Он зрячий.

— Ты считаешь, что это достаточная причина?

— Да. Более чем.

— Откуда у него Черное Домино? — Мне показалось, что доктор Фройд произнес последние два слова уважительно, как бы с большой буквы.

— Он его выменял.

— У кого?

— Там же, на Черной Миле. Под мостом.

— У этих ?! — Пинк Флойд вскочил и обошел вокруг кресла.

На какое-то время я сосредоточил внимание на нем, все еще пытаясь определить, насколько это «господин». Но замаскировался он безупречно, с головы до ног. На нем было свободное одеяние ядовито-зеленого цвета с очень длинными рукавами, напоминавшее одновременно ночную пижаму, кимоно и смирительную рубашку. Я даже не сразу понял, что он остановился ко мне спиной. Оказалось, у него была еще одна маска — на затылке.

К той минуте я чувствовал себя выжатым, как лимон.

— Я не знаю, кого вы называете «этими».

— Кротов-менял, которые превращаются в птиц или псов — в зависимости от того, сколько тебе осталось жить, — любезно разъяснил Савлов.

— Да, возможно. Что-то такое я видел…

— И что же он отдал за Домино? — Похоже, доктора Фройда чрезвычайно интересовала эта тема.

— Не знаю. Надо у него спросить. Но он парень неразговорчивый.

— Находить контакт с неразговорчивыми — это наша работа. Давайте спросим, коллеги? — предложил Савлов и обвел «коллег» взглядом.

Возражений не последовало. Савлов жестом подозвал к себе Анну Гнусен. Когда та приблизилась, он что-то сказал ей вполголоса, и старшая сестра удалилась.

— Пока доставят пациента, сделаем небольшой перерыв, — объявил Савлов и снова раскрыл свой журнал.

Я впал в прострацию. У меня не было догадок относительно того, как они собираются допрашивать парня, лежащего без сознания. Я просто тупо ждал. Санитар Курт ждал вместе со мной. Осиный рой внутри него ждал тоже.

Пинк Флойд неслышной походкой направился к окну. Когда он замер там с вытянутыми по швам руками и развернутыми в стороны носками туфель, стало очевидно, что вся его фигура идеально сбивает с толку: определить, где у нее перед или зад, можно было с большим трудом. То ли он озирал окрестности в поисках «этих», то ли сосредоточенно следил за отражениями на оконном стекле.

Доктор Фройд достал что-то из кармана и разглядывал, пряча в ладони.

Я почувствовал непреодолимую потребность лечь. Пребывание в кресле становилось пыткой, но, похоже, именно для этого меня сюда и привезли, так что жаловаться не приходилось. Яма обморока была совсем близко, однако мне никак не удавалось в нее свалиться. Всякий раз что-то удерживало меня на самом краю темноты, дергая за оголенные ниточки нервов, и боль будто вдыхала иллюзию жизни в сломанную марионетку. Это насильственное возвращение сознания казалось изощренным наказанием, а ведь еще недавно я хотел «проснуться». Правда, теперь я не был уверен, что беспамятство избавило бы меня от дальнейших вопросов.

Не знаю точно, сколько времени прошло. Судя по сдвинувшимся теням — около трети часа. Мальчишку тоже доставили в кресле. Сестра Амелия его не сопровождала, что меня не очень огорчило. Ей нашлась достойная замена: толкачом был санитар, хоть и меньшего роста, чем Курт, но не уступавший ему в массивности. Детина напоминал какой-нибудь двухдверный холодильник из тех, в которые я много раз заглядывал в поисках продуктов и обнаруживал там лишь сгнившее месиво и застарелую вонь.

Мне показалось, что с мерами предосторожности господа доктора переборщили, — с пациентом «пять-один» Анна Гнусен вполне справилась бы самостоятельно, — но им было видней. Особенно Савлову, который зачем-то наблюдал за мной через отверстие, проколотое в журнале, — я заметил это, когда он повернулся так, что на страницы упал солнечный свет.

Парень выглядел ничуть не лучше трупа: голова повернута набок, челюсть отвисла, руки сложены на животе, пальцы разжаты, ладони пусты. На коленях у него лежал мешочек, в котором, скорее всего, находились костяшки домино, так сильно озаботившие доктора Фройда. Сейчас этот мешочек, возможно и впрямь заключавший в себе тайну выхода из лабиринта, напомнил мне пакеты, которые доводилось видеть в моргах и полицейских участках. В пакетах находились собранные кем-то предметы (иногда весьма странные), ранее принадлежавшие мертвецам. Или вещественные доказательства. Да, куда только не заносило нас с Сантой. Как я жалел о тех временах!

Доктор Савлов руководил парковкой со своего места за столом. По его указанию прибывший санитар установил кресло в шести шагах от моего под острым углом. Если бы мальчишка мог видеть и держать голову прямо, наши взгляды скрещивались бы как раз на голубоглазом председателе «чрезвычайной комиссии». Тот потер руки (надо полагать, в предвкушении утонченного удовольствия) и сказал Фройду:

— Коллега, он ваш.

— Который из них?

(А он, оказывается, был большим педантом, этот маленький доктор!)

— Любой. На выбор. У нас достаточно времени для обоих.

— Тогда, если позволите, небольшой диспозициональный тест.

Фройд щелкнул пальцами, требуя моего полного внимания. Поскольку я отреагировал только зрачками, Курт решил преподать мне урок хороших манер. Он схватил меня за челюсть и слегка дернул в сторону, в результате чего едва не сломал мне шею. А я-то думал, они сразу примутся за парня… Во время контакта лапы санитара с моей физиономией часть осиного роя перебралась в мою голову. Перед смертью Желчная Сучка произнесла только одно слово: «Пиздец!» Это была достойная и предельно краткая прощальная речь.

Теперь голос Фройда доносился сквозь раздражающий гул:

— Во время ночной вылазки ты встречаешь на улице человека, несущего фонарь. Твои действия?

— Все зависит от того, зажжен ли фонарь.

Фройд резко подался вперед. Ослепительное солнце заиграло на золотой оправе пенсне.

— Допустим, фонарь не зажжен.

— Я подпущу его поближе и выстрелю в голову.

— А если фонарь зажжен?

— Я возьму его на мушку и спрошу, куда он идет с погасшим фонарем среди бела дня.

— Если он скажет, что фонарь по-прежнему горит, а темнота наступила четыре часа назад?

— Я предложу ему сосчитать, сколько окон на фасаде ближайшего дома.

— Он называет правильное число.

— Но я показывал на глухую стену.

Фройд откинулся на спинку дивана и переглянулся с Савловым. Председатель комиссии ухмыльнулся и повернул голову в другую сторону:

— А что скажете вы, господин Флойд?