Андрей Дашков - Страна слепых, или Увидеть свет

Лора проводит рукой по моей щетине.

— Хочешь, я тебя побрею?

А вот это уже интересно! Я остался без своих ножниц и ножей, хотя ни один нож никогда не бывает достаточно острым, чтобы срезать волосы безболезненно и быстро. Неожиданно для самого себя соглашаюсь:

— Давай.

Она подкладывает мне под голову найденный в машине туго свернутый рюкзак. Лезвие раскрытой бритвы сверкает на солнце. Лора держит ее умело и уверенно. Может, я имею дело с фетишисткой, приносящей жертвы литрами теплой крови? Глядя, как она правит лезвие при помощи кожаного ремня, думаю о том, что смерть смерти рознь, а бритва остается холодной даже в адскую жару. Если бы пришлось выбирать, я предпочел бы пулю в сердце.

Знакомый страх расползается по кишкам. Бритоголовая женщина снова кажется мне бесполым существом, подверженным капризам своего многоликого безумия и таким спокойным внешне, отбросившим бесполезные объяснения и смехотворные оправдания. Мягкие, вкрадчивые, убаюкивающие движения его (или ее?) рук…

«Сейчас она зарежет этого мудака, — убежденно произносит Святоша-аллилуйщик, обращаясь к другим, но так, чтобы и я слышал. — И на кой хрен нам труп?»

То, что я испытываю, — совершеннейшая новость для меня. Парализован доверием, если можно так выразиться. Прежде не замечал за собой склонности к самоубийству, но, может, именно поэтому готов воспользоваться подвернувшимся случаем?

Лора смачивает мне волосы, затем медленно проводит бритвой ото лба к затылку. Почти не причиняет боли. Лезвие движется с тихим звуком, проникающим в меня не столько через уши, сколько сквозь череп. Лора больше не улыбается. Ее лицо делается сосредоточенным и почти неузнаваемым. По нему скатываются крупные капли пота.

Бритва очень острая. Остается только удивляться тому, что Лора побрила себя, ни разу не порезавшись. И я все еще надеюсь, что не порежет и меня. Когда каждое прикосновение может стать последним, время течет очень медленно. Опасная игра затягивает в омут бесконечно растянутого ожидания. Будто сон, улиткой ползущий по грани кошмара…

— Ты делала это раньше? — спрашиваю я перед тем, как подставить ей горло.

— Да, много раз.

Судя по гладким рожам, которые я видел в «Ковчеге», ее клиентом мог быть кто угодно — от Савлова до Ноя. «Лучше спроси, скольких она зарезала», — советует Засевший В Печенках. Похоже, голоса не на шутку обеспокоены. Ведь в случае моей смерти им придется искать новое пристанище. А Лора, как я подозреваю, не кажется им самым подходящим вариантом.

Там, где прошлась бритва, кожа начинает зудеть. Постепенно зуд сменяется болью, словно от ожога. Лора вытирает и складывает бритву, давая понять, что закончила. Мои волосы она собирает в тот же пакет, куда сунула свои.

«Возможно, нас ожидает встреча с торговцем париками, — острит Святоша-аллилуйщик. — Махнемся на шампунь?»

Я провожу по лицу ладонью — рука погружается в липкую массу. Лицо будто превратилось в губку, пропитавшуюся подсыхающей кровью. Кровь. Много крови. Откуда столько? С трудом отнимаю руку. Когда ладонь отклеивается, раздается чавкающий звук. Она вся красная, и в этой тяжелой красноте пролегли прожилки линий, напоминающие трещины в багровой глине.

Внезапно рука вспыхивает, словно подожженная слишком пристальным, сфокусированным взглядом. Свернувшаяся кровь отпадает лохмотьями. По пальцам пробегает холодное ртутное пламя. Линии на ладони становятся яркими, как застывшие росчерки молний в темном грозовом небе. Я тщетно пытаюсь прочесть по ним свою судьбу. Затем они меркнут, рука обугливается и чернеет. Меня пронзает запоздавшая боль — на этот раз нестерпимая.

Я дернулся и… очнулся.

Лора вытерла и сложила бритву — в десяти шагах от меня, все еще сидя в «брабусе». Она закончила. Чистая работа, ни единого пореза. Стала похожа на манекен, выставленный в витрине.

«Брось дурить и разуй глаза! Она как две капли воды похожа на тебя».

Новый голос, дьявол его побери. Кажется, тот самый, что гораздо раньше произнес: «Зрячие твари должны умереть». Неужели внутри меня завелся крот? Принимаю это достаточно спокойно. Наверное, становлюсь фаталистом. Появление нового «компаньона», словно на замену покинувшей меня Желчной Сучке, вовсе не кажется чем-то противоестественным. Ловко же Ной его подсадил. Уверен, что это его работа. Я даже мог примерно определить промежуток времени, в течение которого произошло «подселение». Это случилось, когда мы с парнем блуждали вслепую по блоку D, внутри меня вопили Сирены, мои кошмары истекали вовне, а я ощущал себя шейкером, который трясли чужие безжалостные руки.

Тогда-то крот и пробрался. Я был не в том состоянии, чтобы попытаться вытравить его сразу, потом он вел себя тихо, а теперь поздно изгонять демона. Что ж, мне не привыкать к безликим призракам. Я слишком долго таскал в себе частицу Санты, чтобы частица Ноя могла вывести меня из себя. Надо только сразу поставить безымянного новичка (пока безымянного — позже непременно дам ему кличку) на место. Чтобы не наглел и не болтал слишком много. В крайнем случае будет иметь дело с Носорогом. Это такой здоровенный тупой жлоб с огромным аппаратом для подавления инакомыслия. И, что приятно, целиком в моей власти. Он никогда не спорит с хозяином, то есть со мной, и тем более не вступает в бессмысленные дискуссии с другими. Он насаживает на свой рог и вертит на нем, пока жертва не возопиет о пощаде. Возможно, лишь благодаря ему я держал в узде всю компашку. Конечно, они — мои призраки, зато Носорог — их страшный сон. И пусть молятся, чтобы я пореже выпускал его на свободу.

Но при всем том кротовый голос был прав: если забыть о шрамах на моей роже, представить меня стриженым наголо и гладко выбритым — наяву, а не в бреду, — то мы с Лорой действительно похожи. Очень похожи. Подозрительно похожи. Правда, пока не знаю, кого и в чем подозревать. И еще одно: только теперь до меня дошло, почему сестра Гнусен так пялилась на меня, пока я пялился на сестру Лору.

Уже после трех-четырех часов, проведенных в обществе непредсказуемой девушки, чувствуешь себя так, словно дал маху, совершая сделку с кротом-менялой. Причем слепцом прикидывалась судьба, а не вполне зрячим оказался ты сам. О равновесии и спокойствии можешь забыть. Отныне вожделение заменяет тебе религию, утешительные беседы наедине с собой, а иногда и здравый смысл. Как иначе объяснить то, что ты безропотно выполняешь капризы бритоголовой спутницы и даже позволяешь ей выбирать путь — за отсутствием мальчишки с его домино.

Когда она ткнула пальцем вправо и сказала: «Давай навестим Розу. Тут недалеко. Она знает толк в лекарствах», — я молча повернул на запад. И не спросил, кто такая Роза. Красное солнце, раздувшееся до невероятных размеров, опускалось в конце дороги, и слоистые облака подбирались к нему ступенями висячей лестницы в небо. Провести ночь под крышей — может, это была и неплохая идея. Особенно для того, кто с трудом отделяет явь от видений. Следовало признать, что после той ночи в мотеле «Дрозды» у меня ничуть не больше оснований доверять себе, чем Лоре.