Андрей Дашков - Страна слепых, или Увидеть свет

Ох уж эта встреча в «Дроздах»!.. Еще один крючок в памяти, за который достаточно легонько потянуть, чтобы выдернуть меня из относительно прохладной водицы самообмана и заставить плясать на раскаленной сковородке саморазоблачения. Надо срочно переключиться на что-нибудь другое, иначе можно свихнуться. Ну, помоги же мне, девочка. Настала удобная минута кое о чем тебя расспросить. Вот только с чего начать? Или, вернее, с кого ? В моем восприятии Лора то и дело распадалась на три разные личности. Оказалось, это совсем не то же самое, что слышать голоса своих невидимых «друзей». Госпожа Пинк, господин Флойд, сестра Лора… Кто из них больше знал о происходящем? И кто был ближе к реальности — моей реальности?

За неимением практики и опыта я начал прямолинейно и грубовато:

— Так что это за дерьмо с именами? Кто ты сейчас?

Она ухмыльнулась:

— А, брось. В Ковчеге каждый должен взять себе новое имя. Этим ты как бы отрекаешься от прошлой жизни… и от своей темноты. Если не захочешь выбрать имя сам, тебе дадут кличку. Но это хуже. Потом век не отмоешься.

Я тут же подумал о таксидермисте.

— А как зовут того придурка, который развешивает на деревьях дохлых ворон?

— Пигмалион.

— Это он сам придумал?

— Нет. Его Фройд так назвал. Я же говорю: потом не отмоешься.

— И ты решила перестраховаться?

— Сначала да. А потом Ной подсадил мне Оборотня. Многофазного. Чтобы меня не раскололи.

— И кто-то повелся на такую дешевку?

— Ты не понял. Оборотень — он настоящий . Иногда мне кажется, даже более настоящий, чем я.

Если бы не новый голос, недавно зазвучавший у меня внутри, я решил бы, что она валяет дурака.

— А как же Савлов со своим «сканированием мозга»?

— Он видел Оборотня. Один раз. Ему хватило. Если хочешь знать, Савлов — никакой не Савлов. Савл был кротом, пока не встретил кое-кого и не прозрел. Это случилось давным-давно. Мне Ной рассказывал.

— А что еще он тебе рассказывал?

— Много чего. — Не без гордости она добавила: — Я была единственная, кому разрешалось входить в блок D.

— За что такая честь?

— Я обращенная. Из засвеченных. Ной говорил, что я стою сотни обычных зрячих. Он отобрал меня у Красной Ртути.

Крючок в памяти шевельнулся, будто осколок под сердцем. Кроме того, я отлично помнил, что сказала госпожа Пинк во время допроса в конференц-зале. А помнит ли засвеченная Лора? Чтобы проверить это, я спросил ее же словами:

— Красная Ртуть — это та шлюха, которой принадлежит мотель?

«Придержи язык, ублюдок! И заткни свою лысую куклу. Она пустышка, поэтому ее так легко наполнить. Разве тебе с кем-нибудь было хотя бы на треть так хорошо, как со мной? А ведь это лишь начало нашей любви. Она может оказаться долгой, очень долгой. Помни об этом!»

Дьявольщина! Я мог поклясться, что слышу голос той женщины из мотеля. Не многовато ли подсаженных для одного дня? И не многовато ли для одного мозга? Носорог заворочался в своем загоне. Потерпи, приятель, уже скоро. Скоро я дам тебе свободу. Если что, начнешь с Красной Ртути. Повергнутый в смятение ее обольстительным голосом, я пропустил половину того, о чем тихо говорила Лора у меня над ухом. Вторая половина была похожа на неутешительную правду:

— …уютная тюрьма на Черной Миле. Вечная стоянка на кольцевой, с которой немногие съезжают в здравом уме. А сама Красная Ртуть абсолютно свободна и может быть где угодно. Она внушает слепую любовь и питается поклонением. Ее секта повсюду, где есть вожделеющая плоть и неукрощенные желания. Там много манящих огней, но нет света.

Тут она вгляделась в меня попристальнее и, кажется, кое-что уловила:

— Она и сейчас с тобой, верно? Значит, я правильно подумала: без Розы тебе не обойтись.

Солнце наполовину спряталось за горизонтом, когда мы въехали в городок, названием которого я забыл поинтересоваться. Выглядел он нетронутым, словно девушка, умершая прежде, чем узнала мужчин. Мне была знакома эта обманчивая внешняя безмятежность: пока не вскроется нутро, кажется, что все жители однажды тихо заснули и больше не проснулись. Иногда за доверчивость приходится жестоко расплачиваться. Но сюда Слепая война, похоже, так и не добралась. А если добралась, значит, зрячие сдались без боя.

Розу я заметил издалека. Она неподвижно сидела в кресле на высокой веранде одноэтажного дома с красной черепичной крышей. В ее фигуре со слишком прямой спиной было что-то зловещее; а может, зло лишь померещилось мне в сумерках и тенях. Она не повернула голову на звук машины. Если не глухая, то почти наверняка крот.

Я убедился в этом, когда увидел ее вблизи. Красивая старуха — и была бы еще красивее, если бы не желтоватые полукружия под сомкнутыми веками. Будто два маленьких улыбающихся рта — в добавление к одному настоящему, который не улыбался. Между ее на удивление полными губами торчала самокрутка, и угадать, чем она набита, было нетрудно: вокруг дома двухметровой стеной стояли заросли каннабиса.

Я и сам любил потянуть косячок — покуда рядом был Санта. Пробовал и кое-что потяжелее — Санта называл это «прочисткой каналов восприятия». Каналы мы чистили по очереди. Так устроен этот поганый мир: если хочешь залететь повыше, кто-то должен прикрывать твою задницу здесь, внизу. Иначе при возвращении вполне можешь найти себя мертвым, а это было бы обидно — ведь тебе только-только начинало казаться, что все не так уж плохо.

Когда я остался в одиночестве и мне делалось совсем уж невмоготу, я неизменно выбирал алкоголь. Употреблял, само собой, в небольших дозах, не до потери сознания. К счастью, хорошее пойло еще можно было найти, если знать, где искать. Каналов оно не прочищало, зато ненадолго притупляло отвращение к жизни, которое в запущенных случаях вполне может поспособствовать летальному исходу. Мои невольные собутыльники иногда ломали мне кайф. Со Святошей-аллилуйщиком все понятно — этого хватало только на нудные нравоучения, но он, слава богу, быстро отрубался. Крысяра стремился к одному — нажраться. И плевал он на последствия. Засевший В Печенках относился к моей маленькой слабости брезгливо и настороженно — опасался, что я потеряю контроль над Носорогом. А на Желчную Сучку (светлая ей память!) бухло оказывало избирательное воздействие: от коньяка она становилась еще более ядовитой, от водки — веселой, от вина — возвышенно-меланхоличной. Счастливчик посмеивался над всеми. Много ли надо для счастья…

Я проделал обычный трюк — проехал мимо дома Розы, не снижая скорости. Лора бросила на меня недоуменный взгляд, но тут уж я не уступил. Безопасность, малышка, прежде всего. Метров через двести развернулся, остановился и не поленился вылезти из «брабуса». Постоял, уделив разглядыванию дома и его окрестностей ровно столько внимания, сколько заслуживало место, где, возможно, скоро придется умирать ни за хрен собачий. Кстати, о собаках. Флюгер в виде гончего пса показывал, что ветер дует с севера. На покосившейся антенне болтался скелет когда-то зацепившегося за нее воздушного змея. Сохранившаяся бахрома из фольги издавала леденивший душонку звук. Я попытался представить себе, каково слышать это всю ночь напролет, да еще осенью или зимой, под аккомпанемент нескончаемого дождя, и проникся к Розе уважением. А сколько таких ночей было в ее жизни? Бедная женщина. Однако с крепкими нервами. Цветок, конечно, давно увял, зато колючки стали еще тверже.