Саша Зайцева - Госпожа Марика в бегах [СИ]

Готов. А вот и второй, тот, что пытается утечь между молочницей и разнорабочим в коричневой робе.

Меж тем подогретая страхом и неизвестностью толпа закипала. Самообладание бравых ребят из оцепления ежеминутно подвергалось проверке — тут и там слышались призывы «надавать им», обвинения в тупоголовости и прочие фразочки, в последние месяцы не сходившие со страниц газет и уст сплетников. Да, благодаря неразборчивым писакам и попустительству (а скорее подкупу) отдела цензуры полиция теряла свою репутацию. И вмешательство гвардии в уличные разборки для людей было лишь доказательством ее бессилия.

Зарождалась истерия. Неистово завопила женщина и набросилась на еще одного светлого воина добра, поймавшего за руку подозрительного мужичонку с амулетом на ладони. Мужчины нашлись не сразу: гвардеец не ожидал нападения с флангов, а типчик — что магическая поддержка отменяется.

Склоку пресек подоспевший будочный и маг, охладивший дамочку на расстоянии.

Пару раз даже мелькнули белые лоскуты, видимо оторванные от нижних юбок горожанок с активной жизненной позицией. Эти белые повязки на рукавах были символом еще старой войны, самообороны города, в смутное время взявшей защиту порядка на улицах в свои руки. Позже сознательные и самоорганизованные граждане отдавали город силам правительства с боями.

Народ теснил оцепление обратно к экипажу, казалось, толпа поглотила голубые мундиры, пережевала и сейчас выплюнет — растоптанными кителями и искорёженными пряжками портупей.

— Чего Де Санж добивается? — тревожное состояние передалось и Ройсу. — Чтобы нас тут просто смяли?

Рядом упал выдранный из мостовой булыжник.

— Это какое-то коллективное безумие! — занервничал один из айнов.

Словно чувствуя эту общую для всех мысль, над толпой снова понесся голос господина Де Санжа.

— На Директора Хальца было совершено покушение. На площади находятся заговорщики. Предлагаем всем причастным сдаться, иное будет воспринято как сопротивление.

Как по волшебству толпа притихла, и недовольные выкрики сменились шепотком. Как?! На нашего Директора? Железного Хальца? На единственного честного человека в этом городе? Нет, во всем Анселете! Да кто посмел!

— Посторонитесь, юноша. Мой выход.

Дверь кареты распахнулась, и от резкого удара посыпались стекла разбитого оконца. Стоявшие поблизости люди инстинктивно попятились от брызнувших в стороны осколков. Когда на единственный пустой пятачок переполненной площади ступила нога в начищенном до блеска сапоге и сверкнули на солнце ордена и медали, народ возликовал.

— Жив!

— Да здравствует Хальц!

— Хальц непобедимый!

Оглядев восторженные лица людей, Директор остановил свой взгляд на неподвижном теле адъютанта у самых колес экипажа. Не обращая внимания на возбужденную толпу, он склонился над погибшим мужчиной и закрыл его глаза, задержав руку, будто прощаясь.

Люди, видевшие эту сцену, молчали.

Вот так работает авторитет. А уж общественный вес господина Директора недооценивать было ошибкой. Одно его появление, будь то городской праздник или чрезвычайное происшествие, всегда вызывало приступ неудержимого патриотизма в народе. Ройс был сам подвержен обаянию этой личности и сейчас, стоя подле статного седого мужчины, чувствовал, что готов грудью пули ловить, если потребуется.

Кольцо гвардейцев сомкнулось вокруг них, и необходимость жертвовать жизнью достаточно быстро отпала.

Де Санж появился как бес из коробочки.

— Клебер, доложить обстановку.

— По личному указанию полицмейстера Д'Апре, прибыл на место, сопровождая двух свидетелей по, — Ройс оглянулся и поправился, — по известному вам делу для проведения следственных действий.

— Мишель, — господин Директор вышел вперед и обратился к обер-полицмейстеру. — Где Антуан?

— Под стражей, — Де Санж протянул полуобгоревший клочок бумаги Хальцу. — Сегодня утром практически одновременно с телеграммой о вашем скором прибытии ему принесли эту записку. После чего…

— После чего на вокзале меня ждало известие о бунте в городе и необходимости личного присутствия здесь, на Трехглавой. Личная просьба господина Д'Апре. Клебер, откуда здесь храмовые?

— По личной просьбе, — начал капитан.

— Хранителя Душ Сорена, его преподобия Бошана. Это совместная разработка полиции и Храма, Клебер один из участников.

Ройс подавил желание схватиться за покрасневшие щеки — кровь хлынула к лицу, что у впечатлительной барышни от крепкого слова. Мысли в голове капитана никак не хотели выстраиваться в новый порядок. Слишком это было… Унизительно.

Совместная разработка? Итак, Де Санж и Бошан действовали заодно. А тебя, капитан, поймали на крючок собственного тщеславия, повысили, дали команду из прихвостней Д'Апре и задание, не выполнить которое ты не мог, а выполнив — увяз в грязном деле по уши. Зачем? И ты, великий детектив, задаешь такие вопросы! Чтобы вытащить на свет твоими руками прямые доказательства. Поднять шумиху. Выманить координатора. Ведь принципиальный и упертый капитан ни за что не отступит — всем было ясно… Что ж, все так и получилось, а затем тебя просто скормили Д'Апре за ненадобностью. Интересно, чья идея была все же оставить тебя в игре? Ведь подобрали, отмыли и снова бросили в то же пекло. Клебер, ты был громоотводом, марионеткой. Пешкой! Воображал себя одиноким рыцарем, борцом со злом, наводнившим провинцию, а на деле… Ты даже не золотарь, ты ковш, которым черпают ночное золото. И еще удивлялся — как это господину Бошану удалось так быстро склонить полицию на свою сторону. Капитан, Д'Апре и Де Санж на докладе препарировали тебя как студенты-медики лягушку, со всеми твоими убедительными циферками и картосхемами. Обвинили в некомпетентности, нелояльности, усугубленной богатой фантазией и помноженной на контузию. А храмовник проникновенно спел о даме в беде, и два взвода метнулись в пригород за похищенной девицей.

Пальцы сами собой сжались в кулаки.

Ну, ваше преподобие…

— Жду доклад сегодня вечером. Во что превратился Департамент? Одни «личные просьбы» и одолжения… Встряски вам не хватает. И не надо кукситься, друг мой Де Санж. Развели мы с вами крыс в погребе. Капитан, моя вам лич… тьфу ты, благодарность и… Капитан?

Ройс никогда не считал себя неженкой, но сейчас перед глазами у него поплыло. Сквозь разговор высших чинов, который он и не слушал особо, направив остатки сил и мужества на удержание более-менее вежливой мины, до него долетели обрывки фраз чужой беседы.

— Раненых к аптеке, внутрь только тяжелых.

— А трупы? Там на краю уже есть два — айн и…

— Неси туда же. Рядом лавка с ледником.

Быстро совладав с дурацкой слабостью, он деланно взбодрился.