Дарина Стрельченко - Лавочка мадам Фуфур [litres]

Я не устоял. Я позабыл о друге, о драконе, обо всём, что творилось вокруг.

Всё было точно как в тот раз – и вместе с тем в тысячу раз мощнее. Десятки впечатлений омывали меня, как плёнки мыльного пузыря, я плыл в серебряной воде воспоминаний, беспомощный, ослеплённый светом, и всё-таки видел в три стороны сразу: назад, перед собой и вперёд…

Всё было точно как в тот раз – колючая трава и ранка от бумаги, шероховатый асфальт и капли дождя на щеках. Но поверх неудержимо, ежесекундно слоились новые образы, куда свежее и ярче: тёплая драконья чешуя и глянцевая гладкость нового пропуска, шершавая Кушкина подстилка и ожог излучателя, душистая мякоть синабонов, горячая ладонь Веника…

А ещё – маленькие, хрупкие Катины пальцы в моей руке.

Вениамин вытащил Тошу, вытащил каким-то расчудесным чудом. Но я уже не помнил ничего, нырнув туда, где реальность становится почти эфемерной.

В фантазии.

В фантазии, которые могут сбыться.

Страшное осталось позади.

Веник сидел в кухне и крошил в пыль плитку просроченного шоколада. Кусочки, которые не удавалось расколоть, он обмакивал в кофе, щедро сдобренный молоком, и нервно, не жуя, глотал.

Мы съели всё, что было в холодильнике. Доели вчерашний суп, прикончили галеты, всухомятку сжевали две упаковки чесночных хлебцев. На десерт пошли корки от каравая, уже несколько недель бесхозно сушившиеся в шкафу, – сдобренные паштетом, они ушли на ура. И вот теперь Веник поглощал шоколад из своей протухшей заначки, а я наливал чаю, чтобы к нему присоединиться.

Да, после временной петли жутко хочется есть – я помнил это ещё по прошлому разу…

Меня лихорадило. Было не по себе. Как тошнота, поднималась паника – оттого, что снова пришлось окунуться в тот зыбкий коридор с текущими стенами и рябящим полом. Конечно, мы выбрались на поверхность – но на этот раз коридор не кончился вместе с концом коллапса. Он тянулся, петлял, вибрировал – только уже не под ногами, а в моём сознании. Вместе с Веником и Тошей на руках коридор вывел нас обратно в город, но больше отпускать не хотел.

И – из-за этого кое-что изменилось.

Я уже говорил, что меня периодически «перескакивает» с одной стороны Полиса на другую. Но раньше это случалось только в момент резонанса или крупного сходства, а теперь время резонировало постоянно: гнойная ранка на рыжей чешуе Ракушонка оказывалась гнилым мандарином из детства. Запах Веникова шоколада и кофе с молоком отдавался ароматом, окутывавшим, стоило войти в мамин любимый магазин. Втоптанные в тротуар ягоды рябины казались пластмассовыми пульками, которыми мы на пустыре перестреливались с Ваньком…

Долька лимона, блик на мельхиоровой ложке, заплатка на локте и ещё десятки мелочей повсюду вокруг – меня перебрасывало во времени даже от легчайших совпадений. Кидало, словно от борта к борту во время качки на корабле. Пока мы добирались до дома, это случилось раз пять, наверное… Я не считал точно.

К счастью, каким-то невероятным бонусом было то, что, куда бы ни заносили резонансы, Веник всюду следовал за мной. Казалось, он ничего не замечал, и это так и осталось для меня загадкой. Я пытался обмозговать это – позже, когда немного пришёл в себя, – но в конце концов махнул рукой. В конце концов, я технарь, а не хроноспециалист. «Хреноспециалист», – услышал я голос Вениамина. Или Ванька… Я уже плохо понимал, где я, и радовало только, что наш дракончик тоже был с нами, а значит, второе столкновение с временным коллапсом случилось не зря. Значит, я недаром вновь погрузился в рябящий коридор безвременья… Недаром… Он дал мне много поводов для размышлений. И самым тревожным был последний: Катины пальцы.

Я до сих пор так ярко, так тепло чувствовал их в своей руке – ощущение, которое подарило мне время. Это было глупо, и грустно, и непонятно, но это кружило, кружило голову… Кружило и тревожило до спазмов в горле – оттого, что я твёрдо знал: Катя никогда вот так не брала меня за руку.

Да, я целовал её. Да, мы шли за руку, но она была в серых пушистых варежках – я помнил это точно.

Тем не менее ощущение было чётким, близким, скрупулёзно детальным. Реальным. А это значило только одно: второй временной коллапс не просто расшатал мои резонансы и переходы с одной стороны Полиса на другую. Он вышвырнул меня на новую, третью плоскость.

Уже у выхода на поверхность, когда переходы D6 остались позади, меня отрезвило ужасом: что же готовит третья ипостась?.. Первая была настоящей жизнью. Вторая показывала альтернативы прошлого. А третья… Что ж, по логике вещей третья должна быть связана с будущим… Да?..

Занятый этими мыслями, я не заметил, как мы добрались до дома. Наверное, нам помог тихий рассветный час, когда даже команды поисковиков, ликвидаторов и навигаторов разошлись по тёплым квартирам. А ещё – опыт вездехода Веника. Он умудрился провести нас домой самой укромной дорогой. Я до сих пор не понимаю, как мы – двое мужчин в громоздких костюмах ликвидаторов и пронзительно-апельсиновый дракончик – пробрались через пол-Полиса незамеченными.

…И вот мы дома. Ракушка досыпала последние часы действия снотворного, Веник доедал громадную плитку шоколада, Тоша отогревался и потихоньку приходил в себя. Я боялся, что с ним что-то неладно, слишком уж он было приторможенный, но Веник отмахивался: дескать, слишком перепугался. Поест, выспится – полегчает.

Ну а я сидел на диване, укутавшись в плед, и старался как-то стабилизироваться. Знобило. Укачивало. В глазах двоилось. Стоило мне перестать двигаться, как оба Полиса сходились воедино и наслаивались друг на друга, как опаршивевшая чешуя на Ракушкином хвосте. С каждой минутой мне становилось всё более худо. Я видел нашу с Веником привычную квартиру, но сквозь неё просвечивали другие комнаты – те, какими они могли бы быть, живи я тут один, или живи тут один Веник, или живи мы здесь вместе с Иванивой, или вообще будь тут не мы…

Этим новым зрением я смотрел на Веника и снова видел Ванька – вихрастого, задиристого, мечтавшего стать техническим мастером и гением конструкторского дела.

Я смотрел в окно – и замечал другие дома, другие башни…

Я смотрел на спящую Ракушку и не видел её: пожаропрочная плюшевая подстилка оказывалась пуста и пыльна, ни следа чешуи, ни отзвука пряного, тёплого драконьего духа.

На секунду я даже усомнился в существовании нашего ручного дракона. А ещё секунду спустя вся жизнь в этой квартире с Веником, работой, Катариной-Женевьевой, с нашими путешествиями и вылазками в Край Мира, с шефскими обязанностями, кафешками, перекусами, ночными дожорами и прогулками под монорельсом – всё это показалось выдумкой. Галлюцинацией. Я вдруг ощутил себя двенадцатилеткой, выпотрошенным и усталым, которого мама отправила в кровать, а сама в кухне готовит горячий чай и вот-вот войдёт в комнату с подносом, на котором дымится широкая кружка. Я прямо почувствовал, унюхал запах ароматного сладкого чая. Во рту набралась слюна. Я потянулся навстречу маме… и грохнулся с дивана.