Матьё Габори - Сумеречные королевства

Его изумление казалось искренним.

— А что будет, — уточнил я, — если одна из ветвей схватит ее!

— Амертину? Этого просто не может быть…

Он вновь натянул шляпу на голову и сложил руки на груди:

— Хотите познакомиться с нею?

— Почему бы и нет?

— Правда, я не знаю, согласится ли она принять нас, но можно попытаться, — пробормотал создатель рапир, направляясь к лестнице, ведущей на третью галерею. — Идите прямо за мной, здесь очень много веток.

Я последовал совету учителя. На лестничной площадке он был вынужден остановиться. Буйная растительность Ловца Света мешала нам двигаться дальше.

— Х-м-м… — смутился Урланк. — Надо подождать, дерево нервничает.

Мы уже были готовы повернуть назад, когда из темноты раздался тихий оклик:

— Подождите, я уже иду…

Внезапно ветви раздвинулись, пропуская обитательницу павильона. Вот уж кого я не ожидал увидеть! В инвалидной коляске из темного дерева сидела фея. Исхудавшее, даже рахитичное тело, изборожденное морщинами лицо, седые волосы, рассыпавшиеся по плечам, а за спиной два сложенных сморщенных крыла. Ей было не меньше ста лет.

— Ты собирался ускользнуть, не представив меня нашему гостю, — сказала она, подъезжая к мастеру оружия. — Не слишком-то любезно с твоей стороны.

— Тысяча извинений, дорогая! — воскликнул Урланк. — Агон, я хочу представить тебе Амертину, черную фею, повитуху и матерь рапир.

Пытаясь скрыть смущение, я кивком головы поприветствовал женщину. Получается, что черные феи, героини детских сказок, действительно существуют. Моя новая знакомая приблизилась, и на ее лице возникла тень улыбки:

— А ты красивый мальчик, сын барона де Рошронда, и ты похож на отца.

— Вы его знали?

— Немного…

— Что вы имеете в виду?

Она перевела на Урланка взгляд светло-серых глаз:

— Он собирается нас покинуть? — спросила Амертина.

— Если мы ничего не сделаем, чтобы помешать этому, боюсь, что да, — ответил мастер оружия.

— Это было бы печально. Ведь в его венах течет кровь Рошрондов…

— Нет, — я счел нужным вмешаться, — она уже давно в них не течет…

Черная фея жестом велела мне замолчать:

— Прекрати говорить глупости, малыш. Можно отречься от имени, от идей, но не от крови.

— Тогда можно сменить ее цвет, — заметил я, лукаво улыбаясь.

— Тебя обманули. — Она улыбнулась в ответ. — Твоя кровь останется лазурной до самой смерти.

Затем, вновь повернувшись к Урланку, старуха спросила:

— Ты уже рисовал для мальчика?

— Нет, еще нет. Но, — предложил он, — если это не слишком нарушит ваши планы, мы могли бы вместе пообедать, а заодно и прикинуть, какое оружие вам подойдет. Я сделаю несколько набросков.

— Набросков рапиры?

— Вы здесь именно для этого.

— Вы лишь зря потратите время!

— Это не совсем так. Если нам удастся создать хороший эскиз, то Амертина воплотит его в жизнь, и даже если вы уедете, то уедете с отменным оружием…

— Не думаю, что оно мне пригодится.

— К чему спорить? Эти наброски нужны нам. Разве вы забыли, что ученики пристально следят за сыном барона Рошронда. Несколько эскизов станут свидетельством в вашу пользу. А уж я постараюсь оставить их на виду.

— Он прав, — согласилась Амертина. — Чем вы рискуете?

— Если честно, не знаю.

— Тогда договорились. — Фея накрыла мою руку горячей пергаментной ладошкой. — Я доверяю вам, ваши глаза красноречивей вас, и я убеждена, что Урланк сможет вас заинтересовать. Попробуйте поработать над рапирой, Агон, сделайте мне одолжение.

Ее серые глаза лучились такой нежностью, что я не нашел в себе сил противиться.

— Договорились, так я и поступлю, — решился я.

— Это разумно, мой мальчик. Во многих отношениях разумно. Я надеюсь, что вскоре мы с вами встретимся вновь, — сказала она, скрываясь в переплетении черных ветвей.

— Я позабочусь о нем! — бросил Урланк в сомкнувшуюся темноту. — Необыкновенная дама, — добавил он уже на лестнице.

На Школу Ловцов Света опустился вечер. Мы снова сидели друг напротив друга в первой галерее и с пылом обсуждали форму будущей рапиры. Конечно, я не думал, что она когда-нибудь появится на свет, более того, я совершенно не желал обзаводиться магическим оружием. Общение с Сестрами-Защитницами скорее напугало меня. Тем не менее на данном этапе работы наброски и описания, сделанные Урланком, очаровали меня. Оказалось, что наделить холодное железо душой невероятно сложно, каждый ответ неизменно влек за собой новый вопрос. Любая деталь влияла на характер рапиры, и Урланк не пренебрегал ни одной мелочью: будь то объем, материал, форма гарды или эфеса.

Вооружившись угольным карандашом, он принялся рисовать странные, фантазийные, а порой даже чрезвычайно смешные шпаги. Никаких сомнений, он был истинным мастером своего дела! Чуткие артистичные пальцы порхали над пергаментом, а глаза каждый раз неистово вспыхивали, когда учитель понимал, что сумел угадать особую гармонию форм или же воплотить в жизнь мое очередное пожелание. По правде говоря, Урланк в точности следовал моим указаниям: я называл ту или иную черту характера, и его руки оживали. Затем он исправлял намеченную линию клинка или эфеса. Порой наше совместное творчество заходило в тупик. Тогда он перечеркивал рисунок или мял пергаментную бумагу, чтобы взять новый лист и начать все сначала. Эта странная игра так увлекла нас, что мы не заметили, как наступила ночь. Мрак окутал Школу Ловцов Света, и теперь лишь робкое сияние оставшейся свечи озаряло наброски мастера оружия. За эти часы он сумел ухватить индивидуальность будущей рапиры. Сознание идеальное или фантастическое, но оно рождалось согласно моим желаниям, моим порывам и ощущениям.

— На сегодня достаточно, — наконец заявил Урланк, поднимая глаза, покрасневшие от усталости. — Вот рапира, у которой есть все шансы удовлетворить твои запросы.

Рукой, перепачканной в угле, он протянул мне лист с последним рисунком.

Несмотря на схематичность линий, набросок позволял представить, какой будет рапира: вытянутая гарда из дужек, поражающих плавными линиями, изобилие металлических завитков и очень тонкий клинок.

— Так, значит, она будет женщиной, — прошептал я.

— Ты сам должен сказать мне, почему так решил, — важно заметил Урланк, поглаживая усы. — Лично я вижу ее надменной, возможно, немного вздорной, но, прежде всего, верной. Да, верной, но не до гроба. Именно то, что ты хотел…

— Разумеется.

— Большинство моих учеников, описывая характер рапиры, невольно вспоминают человека, которого они любили или уважали в детстве. А ты? О ком думал ты, о матери, о любовнице?

— Я не думал ни о каком конкретном человеке.

— Не верю. Кто-то стоял у тебя перед глазами.