Матьё Габори - Сумеречные королевства

Он взглянул куда-то вверх, и я отлично понимал то чувство ностальгии, что он испытывал.

— Во времена, когда я еще не нуждался в Школе Ловцов Света, я бродил по миру в обществе подруги, Изендры, так же принадлежащей к Аккордам. Мы любили друг друга. И вот однажды она попала в руки лжеаккордников…

Воспоминания пробудили боль в душе Мелодена, и, несмотря на все любопытство, я не рискнул нарушить повисшую тишину. Я терпеливо ждал, пока музыкант продолжит рассказ. Наконец, горько усмехнувшись, он снова заговорил:

— Семья клавесина, шестая семья Аккордов. Просто слушая меня, вы уже обзавелись могущественными врагами. Они отреклись от истинной музыки, рискнули ступить на ложный путь диссонанса. Теперь все члены иных семей содрогаются, заслышав клавесин. Будьте крайне осторожны с ними. Относитесь с недоверием к их речам, к тому, чем они соблазняют молодых аккордников, сбивая новичков с пути истинного, чтобы превратить их в своих слуг.

Внезапно учитель поднялся, сделал несколько шагов по комнате и в конце концов привалился к массивной балке.

— Я завидую вам, мой мальчик. У вас вся жизнь впереди.

— Зачем же вам жертвовать своею ради Лерсшвена? — бросил я.

— Не сомневался, что вы зададите этот вопрос. Мне чужды амбиции Лерсшвена, и я служу совершенно иному делу. Моя война идет совершенно в ином месте, она длится долгие годы, и мне всегда помогали серые кардиналы, из которых я сумел вырастить отменных аккордников. Я посвятил жизнь сражению за цистру, и мои ученики, будучи непревзойденными серыми кардиналами, влились в ряды пяти семей Аккордов, чтобы сплотить их и поднять против лжеаккордников. Увы, я потерпел неудачу, и когда Лерсшвен пообещал мне помощь Затмения, чтобы сразить врагов, я, не раздумывая, согласился. Я не уверен, что после моей смерти он сдержит слово, однако решил рискнуть.

— Полагаете, что за это стоит умереть?

— О да, Агон. Клавесин убил единственного человека, которого я сумел полюбить. Играя с сознанием людей, аккордники часто обрекают себя на одинокое существование, они почти не умеют любить. Она была единственной, кто мог удивить меня, единственной, чей разум дарил мне радость и счастье, сколь глубоко в ее сознание я ни погружался…

И вновь тягостное молчание. Глаза Мелодена затуманились слезами, он сел за стол в глубине зала и уронил голову на руки. Его плечи сотрясали приглушенные рыдания. История музыканта глубоко взволновала меня, и, казалось, Тень разделяет мои чувства.

— О, как все это печально , — вроде бы в голосе рапиры звучали искренние нотки.

— Ты, как и я, думаешь о его одиночестве, о тех годах, когда он воспитывал серых кардиналов, надеясь победить врагов, но потерпел сокрушительное поражение…

— Вот еще. Не собираюсь рыдать над участью Мелодена! Его борьба достойна всяческого уважения, но он — мастер Аккордов. А это уже неплохо.

— Не будь такой циничной.

— Я не цинична, я лишь заметила, что любой человек был бы счастлив манипулировать сознанием ближних, пощипывая струны…

Завидев, что Мелоден направляется ко мне, я убрал руку с эфеса рапиры. Мастер взял цистру и протянул ее мне:

— Теперь приступим к занятиям, — сказал он.

Больше учитель никогда не возвращался к этому разговору, не обсуждал со мной причины, толкнувшие его присоединиться к Лерсшвену, согласиться на смерть Дьюрна и начать обучать меня Аккордам.

Всю эту ночь — как следующие день и ночь — я познавал Аккорды, повторяя одну и ту же мелодию, которая позволила бы мне обмануть Ловцов Света и приблизиться к лорду-ректору. В моем небогатом репертуаре имелось несколько незамысловатых народных песенок, которые я выучил в обществе Странников. Очень быстро я понял, что Мелоден ждет от меня вариаций мелодии, которую мы с ним на заре окрестили «Аврора». Нот, из которых складывалась «Аврора», было недостаточно, чтобы защитить меня. Я должен был слиться с мелодией, пропитаться ею, найти ритм, который бы соответствовал лишь моему сознанию.

Аккорды, объяснял Мелоден, не требуют виртуозного владения инструментом. Чувства, душевные переживания, вплетенные в музыку, много важнее техники игры, которой в принципе владеет каждый аккордник. Даже если в напев вкрадется неверная нота, это не страшно, прежде всего, Аккорды довольствуются сердечными переживаниями своих служителей, тем, как музыкант отдается искусству.

Эти дни, часы, проведенные в таверне Сангрины, изменили меня. Учитель и ученик, мастер Аккордов и будущий убийца, мы не покидали иллюзорный притон Лоргола и безостановочно репетировали. Мы переходили от одного стола к другому, я садился и играл, а Мелоден указывал на ошибки.

Он смотрел в будущее и, обучая меня исполнять «Аврору», он также учил меня азам Аккордов, чтобы, покинув Школу Ловцов Света, я смог и в дальнейшем пользоваться магией музыки.

— Прежде всего, — наставлял Мелоден, — вы должны научиться проникать в мысли других людей, покидать собственную голову, чтобы путешествовать в чужих умах. Затем вы обнаружите, что каждый из нас, аккордник или ученик, инстинктивно сопротивляется любому вторжению в собственный разум. В таких ситуациях вам будет казаться, что четкий ритм ваших мелодий разбивается грубой какофонией, словно кто-то хочет помешать вам музицировать. Но постепенно, совершенствуя искусство, вы освоите технику усмирения любого постороннего шума, технику внутренней тишины. На самом деле это очень легко. Представьте себе оркестр, охваченный сумасшествием, взбесившиеся инструменты, рычащие от ярости, инструменты, которые вы должны приручить. Стоит им замолчать, и вы сможете заставить играть каждый инструмент в отдельности или даже весь оркестр целиком, но им уже будет управлять гармония. Такой оркестр — олицетворение памяти: звучит очередной инструмент, и вы слышите какое-то воспоминание, образ, особенные эмоции. Ваши возможности становятся безграничны, вы можете узнать все, что захотите, а главное, вы можете сделать с людьми все, что захотите…

Вечером пятого дня я, наверное, уже в сотый раз сыграл «Аврору». Мелоден не сделал ни единого замечания, более того, единственный зритель в пустынной таверне, он разразился аплодисментами. Лицо музыканта сияло.

— Вы ухватили ее, мой мальчик! Нам надо проработать еще несколько ничтожно малых деталей, и вы будете готовы.

— Вы в этом уверены?

— Абсолютно. — Затем он очень серьезно добавил: — Деревья не увидят вас, обещаю. Если вы только сыграете эту мелодию так же, как сейчас. Нет, они ослепнут…

Он провел ладонью по лицу, опустил голову и тяжело вздохнул:

— Теперь я намерен с вами проститься.

— Проститься?

— Я поклялся, что проведу свою последнюю ночь в обществе Изендры.