Стивен Эриксон - Дань псам. Том 1 [litres]

– Прости, передать – что? – не понял Резчик.

– Пирожок, юноша, пирожок! Сладкое удовольствие, что так смущает почитателей страданий! Сколько раз мы живем, риторически вопрошает Крупп, чтобы подчинять свою жизнь столь непоследовательной дисциплине, над результативностью которой сам Худ надорвал бы живот? Сегодня же вечером, дорогой друг Круппа, мы с тобой прогуляемся по кладбищу и будем делать ставки, чьи кости принадлежат здоровым, а какие – диким и безрассудным любителям удовольствий, для кого каждый день – веселая пляска?

– Я бы поставил на то, что более здоровые кости у тех, кто умер старым.

– Несомненно, несомненно, друг мой Резчик. Очень веская истина. Крупп ежедневно видится с глубокими стариками и наслаждается их широкими улыбками и задорными приветствиями.

– Крупп, они не все ничтожества.

– Верно, то и дело заваливается какой-нибудь олух с широко распахнутыми глазами, потому что жизнь, полная разухабистого угара, осталась позади, а олух и не заметил! И чему он удивляется? Как я еще не помер!.. А вот ты, ты, со своими жалкими тремя десятилетиями стерильной скуки, почему бы тебе не пойти и не помереть!

– Тебе что, докучают старики?

– Хуже. Дорогой друг Мурильо стал ворчливым и беззубым, да еще помышляет о праздности. Резчик, пообещай своему дорогому Круппу, что если ты увидишь, как этот сияющий образчик, сидящий перед тобой, начнет кряхтеть, пускать слюну, ругаться на погоду, как и прочие старые пердуны, то свяжешь Круппа покрепче, запихнешь в толстый холщовый мешок, найдешь скалу повыше и сбросишь – пускай полетает! Пускай рухнет в бурные воды, в пенистые волны, на острые камни! Крупп умоляет тебя, друг Резчик. А пока он будет лететь, ты сам пой, пляши и плюй ему вслед!.. Обещаешь?

– Если сам буду жив, Крупп, то исполню твою просьбу в точности.

– Крупп рад, очень рад! Какое облегчение! Ай-яй, последний пирожок не так встал в кишках… Надо еще выпить чаю, чтобы предать земле эту смолянистую отрыжку безвкусной жалости. А затем, очень скоро, наступит время обеда! И погляди, кто вошел: не кто иной, как Мурильо – обладатель новой работы, а потому преисполненный щедрости!

Любовь Искарала Прыща была чистой и прекрасной, вот только жена постоянно путалась под ногами. Когда он наклонялся влево, она наклонялась вправо; он – вправо, она – влево. Когда он вытягивал шею, она тоже вытягивала шею, и поэтому Прыщ видел только спутанные косматые волосы, а под ними – холодные черные глаза, слишком много понимающие, на беду Могоры – ну и на его беду тоже.

– Тупая ведьма, – проворчал Прыщ. – Я наклоняюсь туда-сюда и поднимаю голову потому, что мне так хочется, а не потому, что загляделся на сладостно-аппетитную попку Верховной жрицы. Ох, как она ее выставляет – знает ведь, соблазнительница, похотливая дева: я извиваюсь и исхожу слюной, у меня учащаются дыхание и пульс! Но нет! Как ни извернусь, всюду это страшилище затмевает мне обзор! Пожалуй, стоит ловко спровадить ее по какому-нибудь поручению… М-м, а это мысль!

Улыбаясь, он наклонился к супруге; маска обаяния с трудом выдерживала давление ее грозного взгляда.

– Мой сладкий пирожочек, наша мулица в храмовом стойле нуждается в уходе и расчесывании.

– Да неужели?

– Конечно. И раз уж ты явно ничем в данный момент не занята, могла бы сделать что-нибудь полезное.

– Ошибаешься, дорогой мой супруг, я делаю очень полезное дело.

– Какое же, моя нежная курва?

– О, я трачу свое драгоценное время, чтобы не дать тебе натворить еще бо́льших глупостей, чем обычно. И, доложу тебе, удается мне это с трудом.

– О каких глупостях она говорит?… Моя любвеобильная устрица, о чем ты?

– Она согласилась поверить, что ты тот, за кого себя выдаешь. И только это не дает ей выставить наши тощие задницы за порог: меня, тебя, мула и вопящих бхок'аралов – если, конечно, она сможет выгнать их из подвала. Я ведьма и паучья богиня, и Верховную жрицу мое присутствие совсем не радует. Так что еще раз предупреждаю, о бельмо моего ока: попробуешь ее поиметь, и нас вышвырнут.

– Она столько говорит – прямо удивительно, как у нее зубы не выпадают. Впрочем, погоди-ка! Почти все уже выпали. Тс-с, только не смейся. Даже не улыбайся… Я что, улыбаюсь? Возможно, но это вежливая улыбка, не выражающая ничего, кроме благосклонности – или ничего вовсе, хотя жены по всему миру, завидев ее, ни с того ни с сего приходят в исступление… Ах, мои сладкие и любимые милашки.

Прыщ вздохнул и откинулся назад, пытаясь выглянуть из-под жениной подмышки, но волосы заслоняли обзор. Поморщившись, он снова вздохнул и потер глаза.

– Ну же, супруга, иди. Мулица вся истосковалась по твоему милому личику – так и хочет его лягнуть! Хи-хи-хи!.. Тс-с, только не смейся! Даже не улыбайся! – Жрец поднял взгляд. – Мой сладкий сморщенный финик, почему бы тебе не прогуляться, не пройтись под солнцем по улицам?… А лучше по сточным канавам, ха! Искупаться в помоях! Поссать на фонарный столб, чтобы ни один пес в Даруджистане даже близко не подошел! Ха!.. И если я улыбаюсь, то искренне и заботливо, видишь?

К супружеской парочке подползла Верховная жрица Сордико Куолм. О, эта женщина не ходила, она двигалась одновременно вперед и вбок – настоящая змея-искусительница, беспечная чаровница… боги, мужчина мог умереть от одного только взгляда на нее! Что это? Искарал застонал? Нет, конечно! Наверняка этот хрюкающий звук издала подмышка Могоры.

– Была бы вам весьма обязана, – сказала Верховная жрица своим глубоким голосом, в котором все возможные соблазны сливались в жаркий призыв, – если бы вы двое решили себя убить.

– Я могу притвориться мертвым, – прошептал Искарал Прыщ. – А она пускай сгинет. О Верховная жрица моих фантазий, разве я не вижу, как ты борешься со своими животными позывами, со страстным желанием заключить меня в объятия? Да, я знаю, что красота не мое достоинство, зато у меня есть власть!

Сордико Куолм со вздохом уползла прочь – но нет, со спины она как будто выступала плавной поступью. Подходит извиваясь, уходит выступая.

– О поползновения Сордико, о поступь Куолм! Она приходит и уходит, но при этом всегда остается со мной, моя возлюбленная из возлюбленных, предмет любви более возвышенной, чем то, что я раньше принимал за настоящую любовь. Но нет, по сравнению с этой любовью та лишь пшик. Эта же любовь растет, крепнет, поднимается, пульсирует, задыхается и выплескивается!.. Ах, как мне больно!

Могора фыркнула.

– Да ты настоящую любовь и в упор не разглядишь!

– Женщина, убери от меня свою подмышку!

– Искарал Прыщ, ты превратил этот храм в бедлам, как и все остальные! Вот мы с тобой замышляем обоюдное убийство, а чего от нас просит твой бог? Ничего! Только ждать, ждать и ждать! Надоело. Пойду на базар!