Стивен Эриксон - Дань псам. Том 1 [litres]

От деревьев на склоне по другую сторону лагеря приплыло птичье пенье, звук оказался поразительно чистым. Размокшие под дождем кострища тянули ввысь волнистые щупальца дыма, Провидомину каждое представилось толстой змеей. Он вдруг осознал, что направляется прямо в гнездо.

Но тебе, Спиннок, этого делать не придется, не нужно даже об этом знать. Это все людские разборки, и если она того пожелает, то да, я ее отсюда вытащу. И верну тебе. Спасти хотя бы кого-то одного будет уже достаточно.

Интересно, а Искупитель когда-либо смотрел на это подобным образом? Заключить в объятия одну душу на глазах у тысяч других жаждущих – но нет, он не выбирает, не сравнивает их между собой. Он принимает всех.

Провидомин осознал, что ему как-то все равно. Это не его бог. И вставал он на колени рядом с курганом не ради искупления. Я был одиноким. И подумал – вдруг он тоже одинок? Да чтоб тебя, Верховная жрица, зачем ты меня вообще трогала?

Это не моя заваруха.

Спиннок, ты у меня в долгу, и никогда об этом не узнаешь. Я ничего тебе не скажу – просто дам дождю смыть кровь со своих рук…

Он отправился в путь наполовину пьяным, но хмель уже выветрился. Сейчас все в нем пылало словно огнем.

Достигнув склона у главной улицы лагеря, он начал подъем. Дождь был столь мелким, что скорее напоминал туман, и однако он сразу же промок насквозь, из рукавов повалил пар. Земля под ногами неприятно подавалась при каждом шаге. На самую вершину он взобрался, сильно наклонившись вперед, чуть ли не встав на четвереньки от спешки.

Когда выпрямлялся, нечто мелькнуло на самом краю зрения. Он услышал треск, в голове что-то взорвалось хрустом, потом ничего не было.

Градитхан стоял над распростертым Провидомином, глядя ему в разбитое окровавленное лицо. Крысмонах подобрался поближе и присел на корточки рядом с телом.

– Жив. Но захлебнется кровью, урдо, если я его не переверну. Как ты пожелаешь.

– Давай, переворачивай – он мне нужен живым, во всяком случае, сейчас. Забери оружие, свяжи, потом оттащишь к Священному Шатру.

Градитхан облизал губы, почувствовав на языке затхлый вкус засохшего келика. Ему хотелось еще – свежего, сладко-горького, но рассудок сейчас был важней. Внимательный, острый, все подмечающий.

Крысмонах начал отдавать распоряжения насчет Провидомина двоим урдомам, а Градитхан направился в Священный Шатер. Да, это освященная почва, но теперь ненадолго. Скоро им достанется весь курган. Вместе с ничего не подозревающим божком внутри.

Когда он проходил мимо, бывшие паломники Искупителя падали на колени. Кто-то стонал, не отойдя после ночного танца. Другие тупо таращились в грязь перед собой, опустив головы, из раскрытых ртов капала коричневая слизь. Все это могло показаться признаками разложения, но Градитхан не позволял подобным мыслям себя сбить.

Умирающий бог важнее, чем Черный Коралл и его сумрачные правители. Важнее, чем Искупитель со своим жалким культом. Песнь Умирающего бога есть песнь боли, а разве боль – не истинное проклятие смертных?

Он слыхал и про иной культ, в другой стране, посвященный некоему Увечному богу.

Быть может , заметил сегодня утром Крысмонах, налицо тенденция .

Наблюдение это попахивало святотатством, и Градитхан напомнил себе, что мага следовало бы как следует отлупить – вот только не сейчас. Крысмонах Градитхану был пока что нужен.

Он ступил в Священный Шатер.

Да, она продолжала танцевать – теперь извиваясь на земляном полу, вероятно, слишком обессилевшая, чтобы подняться, и однако чувственности в ее движениях по-прежнему было столько, что у Градитхана дух перехватило. Ему было уже не важно, что она – Дитя мертвого семени. В конце концов, родителей не выбирают. Кроме того, она уже удочерена. Умирающим богом, благословенными болью и экстазом, что он дарует.

Да, пусть танцует, пока не распахнутся врата.

Градитхан поднял голову, принюхался – о да, кровь уже льется, жертвоприношение все ближе к кульминации. Осталось недолго.

Умирающий бог истекал кровью. Смертные верующие пили его кровь. А потом проливали ее, уже преобразованную, чтобы Умирающий бог мог вновь ее принять. Это и есть скрытая за кровавыми жертвами тайная истина. Бог дарует – смертные возвращают дар. Все остальное – не более чем живописные украшения, маскировка.

Умирайте же, мои не слишком близкие друзья. Умирайте во множестве. Мы почти у цели.

– Ты умираешь.

Провидомин открыл глаза. И обнаружил над собой незнакомое лицо.

– У тебя кровотечение в мозг, Сегда Травос. Они хотели подвергнуть тебя пытке. Мучить тебя ужасным зрелищем – урдо по имени Градитхан считает тебя предателем. Он хочет, чтобы ты страдал, но ты лишишь его подобного удовольствия, поскольку умираешь.

– Что… кто ты…

– Я – Итковиан. Искупитель.

– Прости…

Человек улыбнулся, и Провидомину стало ясно, что улыбка эта как нельзя больше подходит к этому мягкому лицу, добрым глазам. Но в подобном сострадании было нечто… «Неправильное?»

– Может показаться и так, Сегда Травос, однако ты силен – твой дух силен, и весьма. Ты думаешь, что я лишен способности к истинному состраданию. Что я принимаю чужую боль из эгоистической потребности, чтобы удовлетворить голод, наркотическую привычку. – Итковиан отвел взгляд. – Может статься, ты и прав.

Провидомин медленно приподнялся. И увидел над собой небесный купол, сверкавший так ярко, словно на нем светились миллионы звезд, одно сплошное созвездие, стремящееся захватить весь небосклон – казалось, последние полоски и завитки темноты уже скукоживаются и отступают. От зрелища закружилась голова, он поспешно опустил взгляд. И обнаружил, что почва, на которой встал на колени, сплошь состоит из монет. Медных, оловянных, латунных, редкие пятнышки серебряных, еще реже – золотых. Тут и там посверкивали драгоценные камни.

– Мы, – с благоговением прошептал он, – у тебя в кургане.

– И? – уточнил Итковиан.

Провидомин бросил на бога взгляд.

– Ты ведь не знаешь…

– Разве знание необходимо, Сегда Травос?

– Я больше не пользуюсь этим именем. Сегда Травос умер. Я – Провидомин.

– Воин-жрец Паннионского Домина. Воина я в тебе вижу, а вот жреца – нет.

– Похоже, я уже и не воин, – заметил Провидомин. – А ведь я сюда шел, чтобы ее спасти.

– А теперь, друг мой, тебе придется с ней сражаться.

– Что?

Итковиан сделал жест рукой.

Стоящий на коленях Провидомин обернулся. И увидел, что собирается гроза, просачивается сквозь купол из приношений, тьма окутывает сверкающие звезды, глотая их одну за другой. А под дико кипящими тучами – фигурка. Танцующая. И с каждым резким взмахом ее руки наружу вырывается еще больше черной силы, несется вверх, в растущую бурю. Казалось, что до фигурки не менее тысячи шагов, и однако она увеличивалась с каждым мгновением.