Стивен Эриксон - Дань псам. Том 1 [litres]

Он выпал на шершавый склон, резко ухватившись рукой за край окна, чтобы не скатиться. Сзади и внизу послышался голодный рев множества голосов. Нимандр почувствовал, как страстно они хотят его поглотить.

С громким скрежетом Старший вытолкнул из окна последний камень. Тот проходил с трудом. Нимандр оказался не готов. Камень всем весом опустился на его пальцы, которыми он держался за край окна, дробя кончики. Выругавшись от боли, Нимандр сумел выдернуть одну руку, оставив ногти под камнем. Из разодранных пальцев сочилась кровь. Найдя другой уступ, он с отчаянным криком высвободил вторую руку.

Боги, как же он теперь справится? Без опоры, с искалеченными руками, да еще когда снизу по склону к нему несется оголтелая толпа?

А камень неостановимо двигался наружу. Нимандр подставил плечо. Под неимоверным грузом он задрожал.

Вот, теперь камень можно было перехватить, и Нимандр одной рукой начал заталкивать ближайший край окровавленного обсидианового блока на место. Он наконец увидел, с какой поразительной точностью сложена башня и как камень встает почти сам собой, хотя на первый взгляд это невозможно. Толкнуть, еще чуть-чуть… не слишком сильно… вот уже почти…

Тысячи, сотни тысяч – шквал голосов, воплей отчаяния, негодования, ужаса… вас слишком много! Прекратите, прошу! Хватит!

Он слабел… нет, он не справится… больше не выдержит… Всхлипнув, Нимандр отпустил камень, но в последнее мгновение нашел в себе силы обеими руками затолкнуть его на место… И упал. Назад, вниз, поглощенный лавиной пепла, камней, осколков пемзы. Он катился по склону, а сверху сыпались еще и еще обломки. Жарко. Душно. Ничего не видно. Он тонул… За выпростанную окровавленную руку кто-то ухватился – сильно. Одна ладонь, вторая – небольшие, женские.

Маленькие руки начали тянуть, и плечо обожгло болью. Осыпающийся склон увлекал за собой… Нимандр понимал, что ему нужно, прекрасно понимал и хотел сдаться, исчезнуть во всесокрушающей темноте.

Но его продолжали тянуть. Шквал голосов обрушился с новой силой, все ближе и ближе. Холодные пальцы цеплялись за ботинки, ногти впивались в лодыжки. Он не сопротивлялся, пусть забирают, пусть…

Нимандр упал на сырую землю. Кругом был полумрак и тишина – только чье-то тяжелое дыхание и удивленный всхлип.

Он перекатился на спину, закашлялся. На губах запеклась пепельная корка, глаза жгло…

Над ним склонилась Десра. Лицо искажено от боли, руки сложены на коленях, будто два сломанных крыла. Подбежал Клещик и присел рядом.

– Я думал… она…

– Что вы здесь делаете? – спросил Нимандр. – Как вы могли так долго ждать? Чик…

– Долго? Тебя не было всего ничего. Десра… она пришла, заглянула в лед… увидела тебя там…

Огонь жег пальцы, пламя поднималось от ладоней к запястьям, шипело на костях. Кровь капала с запекшихся ран на месте содранных ногтей.

– Десра… – простонал Нимандр. – Зачем?

Она сурово посмотрела на него и хрипло произнесла:

– Просто мы с тобой еще не закончили, Нимандр.

– Проклятый недоумок, – сказал Готос. – Я берег его на потом. А теперь он свободен.

Нимандр развернулся к яггуту.

– Нельзя просто собирать всех подряд! Мы тебе не блестящие камушки!

– Почему нет? Он был мне нужен. А теперь появился Азат в драконьей крови…

– Пролитой крови… крови погибших драконов…

– Думаешь, это имеет какое-то значение? Ох моя бесконечная блажь!

Резкими движениями Готос снова натянул капюшон и сел на табурет лицом к очагу; в точно такой же позе Нимандр с Клещиком и Каллором застали его в первый раз.

– Нимандр, ты кретин. Драконы не играют в игры. Понимаешь? Драконы не играют в игры. Я в отчаянии – точнее, был бы в отчаянии, но мне все равно. Пойду наготовлю пепельных пирогов. И никого ими не угощу.

– Нам пора, – сказал Клещик.

Да, с этим трудно было поспорить.

– Вот они идут, – сказал Каллор.

Кэдевисс посмотрела на развалины, но никакого движения не увидела.

– Ехать дальше уже поздно, придется разбить лагерь здесь. Араната, приготовь ужин. Ненанда, разведи костер. Большой, чтоб Готоса передернуло. Да, пусть выйдет наружу, и я убью его.

Араната поднялась с постели.

– Тебе нельзя его убивать.

– Вот как? Почему же?

– Мне нужно с ним поговорить.

Араната сошла с повозки, одернула платье и, гордо вскинув голову, направилась к развалинам. В провале входа возник Клещик, он тащил на себе Нимандра, чьи руки были темные от крови. Сзади шла Десра.

– От твоей сестрицы у меня мурашки, – проворчал Каллор.

Кэдевисс не стала ничего отвечать.

– Она хочет говорить с Готосом. Зачем? Что они могут друг другу сказать?

Кэдевисс пожала плечами и отвернулась.

– Похоже, готовить сегодня мне.

Умирающий Капитан смотрел, не отрываясь, на громадного воина с усталым лицом. Оба сидели на узорных коврах; ковер под Капитаном пропитался кровью – она, казалось, течет целую вечность, как будто его тело – сломанный кран, который нельзя заткнуть, течет из ран, которые нельзя излечить. Он понял, что вернулся к началу. Только теперь его окружало богатство, а не грязь, песок и пыль на берегу высохшей реки, но разве это что-то меняет? Нет, конечно.

Только умирающий способен смеяться над этим. Теперь Капитан понимал, что есть многое, на что умирающий может ответить искренним весельем. Вроде этого карающего воина, который сидит с сердитым взглядом напротив, скрестив ноги и сгорбившись.

Между ними стояла на трех ногах небольшая жаровня. В небольшом чайнике на углях грелось вино с пряностями, и сладкий пар наполнял комнату ароматом.

– Тебе придется снести некоторые внутренние перегородки, – сказал Капитан. – Чтобы рабы устроили тебе новую кровать, подлиннее, и прочую мебель.

– Ты не слушаешь, – ответил гигант. – Когда меня не слушают, я начинаю раздражаться.

– Ты мой наследник…

– Вовсе нет. Рабство отвратительно. Рабство – это то, что делают с другими люди с ненавистью. А ненавидят они сами себя. Ненавидят, потому что хотят быть не такими, как все, быть лучше других. И вот ты. Ты сказал себе, что имеешь право владеть другими людьми. Сказал, что они хуже тебя, и думал, что оковы могут доказать это.

– Я любил своих рабов. Заботился о них.

– В сердце ненависти всегда хватит места чувству вины, – ответил воин.

– Это мой дар…

– Все хотят всучить мне дары. А я отказываюсь от всего. Ты думаешь, твой – невиданный. Щедрый. А ты – никто. Твоя империя жалка. Я знал деревенских псов, которые были тиранами почище тебя.

– Зачем ты мучаешь меня такими словами? Я умираю. Ты убил меня. И я вовсе не презираю тебя за это. Нет, я делаю тебя своим наследником. Я отдаю мое королевство тебе. Моя армия будет подчиняться тебе. Теперь все твое.