Адам Гидвиц - Рассказ инквизитора, или Трое удивительных детей и их святая собака [litres]

Жанна сделала шаг по направлению к королю. Потом еще один.

Якоб повернулся к Вильяму и прошипел:

– Что она делает?

Вильям в отчаянии покачал головой.

Якоб прошептал:

– Как ты думаешь, оттащить ее прежде, чем она подойдет к нему?

Вильям пожал плечами, словно говоря – быть может.

К этому времени Жанна прошла все расстояние от мальчиков до короля, лишь чуть склонив голову перед властителем всей Франции. И затем наконец она опустилась на колено и склонила голову. Но, к вящему ужасу Вильяма и Якоба, она склонилась не перед королем. А затем, словно положение дел и так было недостаточно ужасным, Гвенфорт подбежала и села рядом с Жанной, словно и она тоже отказалась выказать почтение Луи Девятому, королю Франции.

Малышка Жанна склонилась перед одним из спутников короля. Молодым человеком примерно одного с королем возраста с тонким, бледным лицом, орлиным носом, гладкими темными волосами и слабым подбородком. У него был самый некоролевский вид во всей компании.

Жанна сказала:

– Благословите меня, ваше величество.

Бледный юноша ответил:

– Благословляю тебя, дитя.

Королевские спутники, включая того, что был в короне, то есть меня, удивились, хотя и не слишком.

Вильям же и Якоб, с другой стороны, застыли, отворив рты шире, чем дверь кафедрального собора в Пасхальное воскресенье.

– Так я и встретился с детьми. И их собакой, – заключил красавец.

– Погоди, так это на тебе была корона? – говорит Мари, пивоварша.

– Да.

– Но ты не король.

– Как ты проницательна. Я Жан де Жуанвиль, один из королевских товарищей. Когда король выходит из дворца, один из нас часто носит фальшивую корону, чтобы сбить с толку злоумышленников.

Мари обводит нас взглядом и говорит королевскому товарищу:

– Ты не очень-то поскромничал, описывая свою внешность.

Жан де Жуанвиль улыбается.

– Показное самоумаление – это обман, а не скромность.

– И похоже, короля Луи ты вовсе не считаешь красивым.

– Король Луи самый красивый из всех, кого я знаю, но его красота исходит от его мудрости, его доблести и доброты. А не от облекающей кости плоти и праха.

– Что ж, это справедливо.

Я исподтишка разглядываю придворного.

– Ты и в самом деле Жан де Жуанвиль? Товарищ короля? Сенешаль Шампани?

Красавец улыбается.

– Вижу, моя слава бежит предо мною.

– А знаешь ли ты, – спрашиваю я, – продолжение этой истории? Как случилось, что эти дети, которые, похоже, никому не причинили вреда, объявлены самыми злейшими преступниками во всей Франции? Почему король объявил им войну?

Он выгибает свои черные брови и улыбается.

– Отличный вопрос, мой друг. И я – именно тот, кто может на него ответить.

Трапезная в монастыре гранмонтанцев такая же общая, как и вся монашеская жизнь. В Венсенском аббатстве деревянные столы и лавки стоят рядами. Каменные стены не украшены гобеленами. Окон немного, и они не забраны стеклом, так что ветер гуляет по залу, точно холодное дыхание молчаливого и далекого Бога. Даже помоста, чтобы поставить стол для аббата и его избранных гостей, как в бенедиктинском аббатстве, тут нету, поскольку гранмонтанцы не признают чинов и титулов.

Я думаю, именно по этой причине король посещает их так часто.

Дети сидели напротив короля, разглядывая его молочно-бледное лицо и слабый подбородок, его прямые, точно мокрые, волосы.

Но синие глаза его в сравнении с темными волосами казались поразительно яркими и живыми.

– Как ты узнала? – спросил король Луи девочку. Должен сказать вам, наш король умеет одновременно быть мягким и твердым, требовательным и сострадательным. Эти противоречивые свойства проявляются и во всех деяниях его, и в речах. Он говорит точно и во всех смыслах безупречно – но не манерно. Его речь похожа на его одеяния. Самые богатые во всем королевстве – и в то же время не вычурные, не бросающиеся в глаза. – Ты говоришь, что никогда меня не видела, и все же узнала меня. Как?

Жанна открыла рот, потом опять закрыла. Она словно оценивала короля. Так, словно у нее есть тайна и она не может решить, безопасно ли будет этой тайной поделиться.

Я теряю терпение:

– Мой господин, это же очевидно.

– Разве, Жуанвиль?

– Ну разумеется. Она видела рисунок, ваше величество. Изображение. Вашу королевскую печать с гравировкой вашего профиля.

– Да где она могла увидеть мою печать, Жуанвиль? Она же крестьянка! – вспылил король. Он спросил Жанну: – Ты видела мою печать?

Она покачала головой.

– Видела мой портрет?

Она опять покачала головой.

– Какую-нибудь рукопись? Какое-нибудь изображение?

Жанна продолжала качать головой.

– Тогда вы выдали себя, сир, – сказал я, – ваш милостивый вид, ваш царственный взгляд! Весь ваш королевский облик!

Длинное лицо короля вытянулось еще сильнее.

– Я как-то выдал себя, дитя мое?

Жанна опять покачала головой.

Мое терпение начало лопаться.

– Так в чем же дело? Она же умеет разговаривать! Почему бы ей не пошевелить языком и не поведать, как ей удалось вас распознать!

Маленькая крестьянка закусила губы. Я наклонился к ней через стол.

– Неразумно играть в игры с королем.

Она, похоже, поняла. Ее мышиного цвета волосы спутаны, она переводит взгляд своих маленьких глазок на короля, потом на стол, потом опять на короля. Ей страшно, я это вижу.

Страшно выдать что-то, что она так долго скрывала.

Наконец она открывает рот, чтобы заговорить, и тяжелая рука Микеланджело ди Болоньи ложится ей на плечо.

– Позволь, я, Жанна, – сказал он.

Девчушка подняла глаза к красному лицу огромного монаха. Она закрыла рот и уступила ему слово.

– То, что я собираюсь сказать вам, ваше величество, удивит вас.

Он поглядел на меня и добавил:

– Ваш в высшей степени недоверчивый друг, возможно, предпочтет мне не поверить. Тем не менее это правда.

Король придвинулся поближе на своей простой деревянной лавке, я неловко пошевелился.

– Эти дети обладают необычайными способностями. Мальчик, – он указал на Якоба, – может исцелять раны, точно сам святой Лука. Послушник, Вильям, может выказывать силу, от которой задрожал бы Самсон. А эту девочку, крестьянку, посещают чудесные видения. Она падает, трясется, не слышит и не видит ничего вокруг, но тем не менее она провидит будущее. Истинно провидит, ваше величество. Если позволите, я бы предположил, что она видела вас во время одного из своих припадков. Так ли это, Жанна?