Адам Гидвиц - Рассказ инквизитора, или Трое удивительных детей и их святая собака [litres]

И дети, ведомые Микеланджело, собирались вырвать его. Да, они попытаются спасти всю мудрость еврейского народа Франции, запечатленную в книгах, но, если они потерпят поражение и даже если преуспеют, они рискуют рассердить короля – и это заставит его выпустить волосок.

Жанна, Якоб и Вильям начали осознавать последствия своего предприятия.

И им было страшно.

Маленькая монашка замолкает.

– И это все? – спрашиваю я. – Не может быть, чтобы все.

– Не все, но есть некоторые сложности.

– Какие? Поведай нам, ради Господа! Она поднимает свою кружку. Та пуста.

– Еще эля! – кричит трактирщик.

Эль приносят, и монашка продолжает свой рассказ.

Внезапно стук конских копыт зазвучал иначе, глухие удары по грязной земле сменились звонкими. Дети сели прямей, а Гвенфорт стала поскуливать. Жанна и Вильям выглянули за бортик повозки.

– Что случилось? – спросил Якоб.

– Камни, – сказала Жанна. – На земле уложены камни! Точь-в-точь как в церкви!

– Это мостовая! – расхохотался Жуанвиль. – Вы что, никогда не видели мостовых?

Дети покачали головами. Они и вправду никогда не видели такого.

А затем повозка покатила в гору, они въехали на мост, прогрохотали по нему и скатились с противоположной его стороны. Здесь дорога тоже была вымощена камнями. Какое богатство, какая власть, дивились дети, потребовались, чтобы покрыть все вокруг аккуратно тесанными камнями? И затем они увидели чудовище, влажно блестящее в дымке парижского дождя. Что-то вроде краба, сплошь панцирь и ноги, но больше, чем замок. Чудовищное, гороподобное ракообразное!

– Глядите! – сказал детям Микеланджело ди Болонья. – Нотр-Дам!

И правда, это был собор Нотр-Дам. Величайший собор в мире, чудесным образом вознесенный на узкой оконечности острова посреди Сены. Быть может, все-таки не краб, паук, а Париж – паучья сеть, каждая его дорога – это паутинка, тянущаяся к огромному существу в середке. Прямо перед повозкой из серого тумана воздвиглись серые стены, такие же величественные, как и сам Нотр-Дам. Тонкие шпили возносились над ними в пелене дождя. Вся западная часть острова в сердце Парижа была заключена внутрь этих стен.

– А это?.. – спросил Вильям.

– Дворец, – ответил Жуанвиль.

– Добро пожаловать в мой дом, – сказал король, – ну, в один из моих домов!

Повозка, грохоча, проехала караульную у ворот.

– Мы едем… внутрь? – спросила Жанна.

– Ты говоришь это так, словно я взял вас в плен, – сказал король со смехом. – Я надеялся, мои маленькие чудотворцы, что вы останетесь со мной на какое-то время. Я сочту это за честь.

При этих словах даже Микеланджело подавился слюной. Они все были слишком ошеломлены, чтобы ответить.

Когда повозка проехала мимо караульной, королевские гвардейцы в синих мундирах отступили в сторону и упали было на колени пред королем – пока не увидели, с кем приехал король. Один из стражников застыл, так и не опустив колено на мостовую, и уставился на них. Другой уронил копье, и ему пришлось нагнуться за ним, зазвеневшим на камнях.

Король и Жуанвиль обменялись улыбками.

Затем повозка въехала на огромную, поросшую травой дворцовую площадь. И, пока колеса катились все тише, из ближайших дверей выбежали люди – с дюжину – и окружили повозку.

Все они были в алых плащах с голубой оторочкой и огромных капюшонах, скрывающих голову и плечи. При виде детей в повозке глаза их расширились, прежде чем вновь принять бесстрастное выражение.

– Это мои пажи, – объяснял Луи, пока люди в плащах взяли его под руки и мягко опустили на траву, – они – сыновья лучших семейств во всей Франции и преданы мне более, чем кто-либо в королевстве.

– За исключением д'Авиньона, – сказал Жуанвиль, – вот кто настоящая заноза в заднице.

Д'Авиньон улыбнулся, но ничего не ответил.

Пажи помогли детям по очереди спуститься на мягкую, мокрую от дождя траву. Микеланджело сошел последним и отказался от помощи слуги.

– Я раздавлю тебя, – сказал он просто, по очереди перекидывая ноги через борт повозки и придерживая брюхо руками.

Жанна склонилась над Гвенфорт, удерживая ее от попыток побегать по королевскому двору или пустить лужицу прямо перед его величеством. Это было бы смертельным оскорблением.

– Эрик, – сказал король самому молодому пажу, – это мои почетные гости. Подыщи им комнату и выдай новые одежды.

Эрик поглядел на Вильяма и Микеланджело, и глаза его расширились.

– Уж постарайся, – сказал король смеясь. А детям сказал: – Увидимся за обедом. Вы можете познакомиться с моей матерью. Она будет просто в восторге от знакомства с вами.

И с этими словами король двинулся к огромному каменному строению. Один из пажей бросился вперед, отворил дверь и прижал ее спиной, словно дверь могла напасть на проходившего мимо короля. Товарищи короля последовали на ним, а уж следом – пажи. Когда процессия скрылась в дверях, Эрик повернулся к Жанне.

– Можешь выпустить ее помочиться, – сказал он.

Так что Жанна отпустила Гвенфорт. Та весело отряхнулась, потрусила в самую середку зеленой лужайки и помочилась прямо в королевскую траву.

Потолки во дворце были низкими, стены тесными – и все сложено из камня. На стенах висели гобелены, они помогали удерживать тепло, но заодно пропитали воздух запахом сырого шелка. И, пока Эрик проводил детей путаными переходами и комнатами, у них на коже выступили мурашки, а волосы встали дыбом. Их чувства обострились вдвое, подмечая каждую подробность. Они во дворце короля Франции. В самом настоящем дворце! И зачем? Чтобы совершить преступление! Якобу казалось, он вот-вот упадет в обморок.

Они подошли к деревянной двери. Эрик поднял железный засов и толкнул дверь.

– Заходите, – сказал он.

Дети вошли в комнату, величиной с весь Жаннин дом. В середке стояла огромная кровать с ярко крашенными покрывалами. Под потолком висел огромный, круглый, точно колесо, светильник, а с него на крюках ниспадал шелковый полог, окружая роскошную постель. В углу друг на друге стояли пять топчанов; каждый с тонким матрасом и некрашеными покрывалами.

– Здесь вам хватит места, – сказал Эрик. Он был совсем юным, с честными ярко-голубыми глазами и таким же безупречным выговором, как и у самого короля. Его отец, должно быть, занимал важный пост – епископ или землевладелец. Без сомнения, этот юный паж когда-нибудь примет под свое командование армию или будет управлять огромным поместьем; поскольку пажами короля делались только самые способные молодые люди.

– Я вмиг их расставлю. А пока устраивайтесь. Я принесу сухую одежду. И дрова.