Игорь Осипов - Некромант. Новелла о непутёвой ученице [СИ]

Племянница быстро кивнула и затараторила скороговоркой заклинание.

— Я Мираэль Орса… повелеваю… приказываю, — смог я разобрать сбивчивые слова.

Тук. Тук. Тук.

Уходящие в глубь тела и обволакивающие древки стрел тусклые нити несколько раз вспыхнули в такт биению сердца охристым огнём в знак того, что сила заставила их подчиняться, а потом погасли, почти почернев.

— Теперь сильно-сильно зажмурься и скажи «спазм».

Мираэль тут же сжала кулаки до хруста и с силой закрыла глаза. От усердия даже вены на лице вздулись.

— Спазм.

Сказав так, племянница сидела и продолжала пыжиться. В другое время это было бы смешно, но не сейчас.

— Мира, уже можно дышать, — произнёс я и подался поближе к пирату, а потом упершись в него левой рукой, с противным хрустом вытащил из бока окровавленную стрелу.

На наконечнике висел тёмный, дурно пахнущий сгусток.

— И все? — устало спросила племяшка.

— Да, — ответил я, отложив стрелу в сторону и потянув вторую, что пробила плечо. — Теперь у нас есть время, чтоб найти целителя. Выберемся с этого проклятого острова, оплачу самого лучшего для этого упрямого осла.

Мира опустила окровавленные руки, а потом вдруг разрыдалась. Она растирала лицо и плакала. Это было столь неожиданно, что я не знал, что ей сказать. Но вскоре она сама заговорила, выдавливая из себя слова.

— Я… Я могла тогда спасти женщину.

— Не могла, — покачал я головой.

— Но почему? — подняла на меня глаза Мираэль. — Броя же смогла.

— Прошлое не знает слов «если бы» и «я тогда мог бы». Оно знает только слова «свершилось», «минувших мгновений, дней и лет не вернуть». Зато ты сможешь спасти других, — произнёс я и добавил: — Если будешь владеть знанием, а рука твоя будет тверда.

— Но я… — снова всхлипнула племянница.

— Никаких «но», — оборвал я её слова и встал.

В этот момент бездна нахлынула в третий раз, накрыв тьмой с головой. Я даже не почувствовал, как упал на траву. Лишь чуть позже в мой личный мрак неспешно вплыло пение птиц, которым наши проблемы были совершенно безразличны. Пернатые творения порхали с ветки на ветку и голосили на разный лад, выясняя между собой, кто имеет право на спелый плод или жирную гусеницу, а кто нет. Пели они громко и противно.

А вместе с ними в ушах возник топот сотен ног и гортанный крик центуриона.

— Ленивые ослы! Ваши матери-шлюхи выбросили вас в сточную яму за люпинариями, где их драли во все щели за краюху чёрствого хлеба, и тут вы притащили свои задницы в легион и решили, что достойны служить?

Империя вам платит полновесным серебром, бездари! Шире шаг! Держать строй!

Я улыбнулся и открыл глаза. Надо мной тихо шелестела листвой яблоня. Она дразнила меня большими спелыми яблоками, но совершенно не осталось сил, чтоб встать и сорвать румяные плоды.

— Разворот! — драл глотку центурион. — Левый край оглох, что ли?! Разворот, я сказал!

Солнце с силой пробивалось сквозь листву и казалось, что оно застряло в ветвях и вот-вот оцарапается. «Интересно, а как выглядят царапины на свети́ле?» — мелькнуло в голове.

Я вздохнул и попытался сесть, но тело не слушалось, оставляя только возможность созерцать небесный свод и листья яблони.

— Бездна, — выругался я и напрягся, но снова ничего не получилось. — Тагира! Тагира, помоги! — позвал я свою рабыню, данную во владение, как маяк.

— Она больше не плидёт, гашпадин, — раздался тихий, смутно знакомый голос, а затем рядом со мной на колени опустилась девушка с худым веснушчатым лицом, зелёными-презелёными глазами и рыжими, как лисий мех волосами. — Не надо беждну, гашпадин, — произнесла она.

Я прищурился, вглядываясь в это лицо и вспоминая имя девушки. Ведь я точно знал его, просто забыл.

Девушка печально улыбнулась и наклонилась, отчего стала видна пульсирующая синева там, где полагалось быть голосовым связкам. И синева не просто ярко просвечивала сквозь кожу, а делала это в странном, но завораживающем ритме. Да и вокруг всей девушки пылало блеклое, как туман по утру, голубое пламя. Оно не обжигало, а наоборот, освежало.

— Не надо беждны, — повторила девушка и легонько поцеловала меня в губы.

От этого поцелуя по всему телу протекло лёгкое тепло, возвращая силы и выдёргивая меня из цепких лап сновидения.

Я открыл глаза и поглядел в изумрудные очи своей рабыни, склонившейся надо мной, облизав губы, которые все ещё ощущали поцелуй. Рыжие волосы, несмотря на тщательное вычёсывание, сбивались в грязные пряди. Таколя, увидев, что я пришёл в себя, подалась назад, поджала влажные губы и начала тихонько теребить пальцами кончики волос. Ей было неловко за вынужденную неряшливость.

Впрочем, мне самому хотелось окунуться в горячую воду и сбрить щетину вместе грязью, кровью и усталостью.

— Вы во сне жвали Тагилю, гашпадин, — скромно проговорила северянка и опустила глаза. — Я думала, вам плёха.

Я улыбнулся. Таколя старается быть хорошим маяком, и раз поцелуи приносят пользу, старается их применять почаще. И признаюсь, это не самый плохой способ держать некроманта подальше от бездны.

— Спасибо, — произнёс я и поглядел на квадрат створа.

В схрон, отвоёванный нами у шайки контрабандистов, врывались птичьи песни и приглушённые голоса.

— Укол, — негромко скомандовал Брой.

— Ху, — последовал за этим шумный выдох, явно принадлежащий Мираэль. — Ху.

Я ещё раз облизал пересохшие губы и сел. Всё тело болело так, словно по нему проехала колесница, да не одна, а вдобавок ещё и лошади протоптались.

— Резче, — недовольно произнёс пират. — Будь ты в легионе, тебя давно назвали бы ленивой ослиной задницей.

— Я не задница! — огрызнулась Мира и снова сделала резкий выдох. — Ху! — Значит, то, что ты ленивая, не отрицаешь? — ехидно спросил Брой, вызвав новый приступ недовольства у моей племянницы.

— Я не ленивая!

— А что тогда ты не стараешься?

— У меня уже мозоли от этого копья, — прорычала Мира и снова сделала выдох. — Ху!

— Некромантов могут не любить, — начал басить пират какую-то нравоучительную историю. — Не все любят тех, кто приказывает мёртвым. Их могут ненавидеть, ибо некроманты владеют силами бездны. Но даже чернь уважает их, потому как мастер умеет своими руками очень многое. И мозоли на его ладонях, будь они от рукояти меча, кайла и лопаты, плотницкого топора или крестьянского плуга, такие же, как на ладонях простых работяг. А что можешь ты?

— Я грамотой владею, — огрызнулась племянница и шмыгнула носом.

— Представь себе, я тоже, — усмехнулся Брой, а потом продолжил. — Если бы не фокусы твоего дяди и не тот уродский рыцарь, напавший на корабль, и если бы я не решился потребовать за тебя выкуп по какимнибудь причинам, то продал бы тебя в одном из портов Тарберии. И знаешь, может быть, за твои смазливую мордашку, упругие сиськи и свежую попку перекупщики накинули бы побольше деньжат, но всё же белошвейка стоит дороже. И опытная домохозяйка, умеющая варить похлёбку и печь хлеб, стоит дороже. А твою грамотность можно только в задницу засунуть, куда тебя и будут иметь все, кому не лень, за малую серебрушку в люпонарии, то есть борделе подешевле, ведь ты ничего больше не умеешь, а грамота у них своя.