Игорь Осипов - Некромант. Новелла о непутёвой ученице [СИ]

Таколя смолчала, но ее глаза радостно заблестели. В это же время было заметно, как приблизившийся к заливу торговец начал убирать парус и опускать в воду вёсла. Я даже могу точно сказать, кому принадлежало судно — синейцам, которые иногда захаживали в эти воды с весьма необычными товарами, и отбитый нами схрон тому подтверждение.

— Пойдём, — произнёс я и направился к деревне.

Идти пришлось не по прямой, а сперва спуститься с крутой каменистой возвышенности вбок, и только потом пойти по широкой, много лет утаптываемой местными жителями тропе. Жёсткая кустарниковая заросль холма очень резко сменилась яблонями, усыпанными тяжёлыми плодами.

В брошенную деревушку я зашёл торопливым шагом, оглядываясь все же по сторонам, и оставив сзади нежить, готовую прикрыть наше отступление. Везде виднелись черепки разбитых горшков и амфор и иные признаки грабежа и погрома. Кое-где имелась смешанная с грязью кровь, и сразу вспомнился рыцарь, приказавший спустить на человека волкодавов.

Тропа превратилась в широкую дорогу, упирающуюся прямо в пристань, где из воды торчали верхушки нескольких потопленных рыбацких судёнышек. Серые волны колыхали какие-то доски, среди них лицом вниз лежало человеческое тело. Всплеск, и труп приподнимался, словно пытаясь вылезти на сушу, но с отступающей водой снова опускался и ждал следующего всплеска.

Я в очередной раз оглянулся, и мой взор зацепился за стоящее неподалёку здание. Обычная хижина, вот только среди почерневших обломков виднелись обугленные человеческие трупы. Рыцари часто так делали, сжигая тела, а порой ещё живых, но раненых людей, дабы те не стали пополнением армии нежити. Неужели этот кошмар кончится, и мы вернёмся домой?

— Жаль, нельзя отправить гонца за Мирой, — пробормотал я, снова поглядев на приближающийся корабль.

— Сёстлы бы услышали, — подала голос Таколя, тоже глядевшая на торговца, прикусив губу.

— Что? — не поворачивая голову, переспросил я.

— У нас часто были занятия, когда одну из сестел стлажник уводил в лес рядом с олденской клепостью, а потом нужно было читать шёпотом по бумаге, а длугие сидели в зале внутли, слушали небо и записывали. Если не услышишь, били розгами, — пояснила северянка, а потом опустила взгляд. — Меня только два лаза били, когда сёстлы отвлекали. Я холошо слышать могу.

Я не знал, что ответить. Не помню, чтоб кто-то раньше говорил о подобном, но если у рыцарей есть такие шептуньи, то неудивительно, что они умудрялись очень быстро перебрасывать подкрепление на нужном направлении, а их флот всегда уходил от засад. Вот сидит на берегу одна такая девушка, а вторая на корабле рядом с капитаном, и стоит лазутчикам узнать что-то полезное, как они перешёптываются.

— А сейчас ты что-нибудь слышишь? — осторожно спросил я.

— Иногда доносятся голоса, но они поют или болмочут по лазным книгам, и потому нельзя понять, — ответила Таколя, а потом начала тихо напевать ту самую странную песню. — Тик-тау-тик, тау-тау-тиа, та-та-тик.

— Угу, — кивнул я, увидев, как торговец начал разворачиваться, а на палубе поднялась суета. Несколько синейцев указывали руками куда-то в сторону. — Уходим.

— Господин? — недоумевая, спросила девушка.

— Уходим, говорю, — рявкнул я и поволок за собой северянку, которая слегка споткнулась на камнях и громко ойкнула.

Мы быстро миновали ухоженные яблони и мандарины, а потом нырнули в жёсткий кустарник, всполошив стайку мелких пташек. Дальше путь дался нелегко, так как на ходу я отдавал приказы нежити и колдовал. Лишь отбежав на вершину холма, мы остановились отдышаться.

Отсюда было видно, что синейский корабль уже совсем развернулся, готовый убраться подальше, а из-за скал выскочила бирема, идущая наперерез беглецу. Пузатый торговец попал в ту же ловушку, что и мы раньше, но если мы смогли увернуться и выскочить на берег, то сейчас у торгаша не было шанса. Узкий залив лишал его пространства для перемещения, и рыцарю осталось всего лишь неспешно взять жертву на абордаж.

Морская драма развивалась долго, ведь суда находятся не в двух шагах друг от друга, а на морском просторе. И несущееся на полном ходу судно с доносящимся с него стуком барабана, задающего бешеный ритм гребцам, одолеет отделяющие их восемь стадиев примерно за пять минут. Вскоре с синейца послышались приглушенные хлопки, рождающие облачка сизого дыма, но их странные огнедышащие трубки не могли остановить неизбежное.

Я колдовал все это время. Того самого мертвеца, призванного быть обманкой, оставил у самой кромки сада, так, чтоб его можно заметить, а подробно рассмотреть — нет. Он будет первым знаком развивающихся событий. Остальных взял с собой, и сейчас, чтоб отрезать погоню, положил на камни начинённую гремучим порошком чашу, прикрыв ее пучком травы, и навесил на поляну сторожевую тенёту. Тьма бездны мельком качнула мой рассудок, заставив тряхнуть головой и сглотнуть подступившую тошноту. В этот раз было немного легче, но берег реки смерти, текущей по миру теней, в очередной раз обозначил своё присутствие.

А бирема уже налетела на торговца, и там закипел скоротечный бой. Синейцы хоть и были вооружены и могли отбиться от незадачливых пиратов, решивших по дурости или от отчаяния штурмовать богатую добычу на мелких лодочках, но боевому судну противопоставить ничего не могли. За несколько минут крики и звон металла стихли, и два корабля начали медленно дрейфовать, сцепленные абордажными мостками.

Я решил, что грабёж продлится долго, и потому сел на землю и прислонился спиной к большому камню, успевшему нагреться под падающими на него лучами солнца, и хотя огненная колесница сегодня была не столь щедра на тепло, прячась порой за белой перистой пылью с небесных дорог, замёрзнуть не получится.

Рядом села и обхватила руками колени Таколя. Девушка тоскливо глядела на жирного жука, которого несколько больших муравьёв окружили со всех сторон и теперь кусали, стараясь разорвать. Жук брыкался и пытался уползти от ловких охотников, но силы были неравны. Так и мы сейчас пытались вырваться из лап всяких выродков, хотя некромант тот ещё жук — не чета обычному легионеру, даже если тот из элитных когорт претории. Я сам себе легион.

— Господин, мы будем жить? — вдруг спросила северянка, а на ее глаза навернулись слезы.

— Не знаю, — пожал плечами я. — Но сдаваться не намерен.

— А вы честно не отдадите меня им? — с надеждой поглядела на меня Таколя.

Её большие изумрудные глаза влажно блестели, а рыжие волосы растрепались. Обветренное лицо с потрескавшейся губой и носом с облупившейся от солнца кожей уже перестало быть красным, обретя небольшой загар.

— Честно, — ответил я, улыбнулся и поддел пальцами кончик носа. — Я своих не отдаю, даже рабынь. А ты не рабыня, а маяк, мой путеводный светоч во мраке потустороннего мира. Почти что родная.