Игорь Осипов - Некромант. Новелла о непутёвой ученице [СИ]

Рыцарь же надменно показал сперва на тварей, а потом на кустарник. Синеец ещё сильнее поклонился, есть у них такая черта, до бесконечности падать ниц перед сильными, изображая полнейшее раболепие, а потом ловко подбежал к клеткам и снял замки. Чудища начали неуверенно выползать на палубу, в то время как солдаты обеспокоенно выставили вперёд оружие.

Рыцарь ещё раз махнул рукой в сторону кустов, и синеец подхватил висящий на шее свисток. Над деревней и пристанью пронёсся пронзительный писк, и монстры сорвались с места. Они побежали к моему мертвецу, и теперь я мог различить существ. Четыре высокие сгорбленные твари на тонких длинных ногах, с пятнистыми шкурами и уродливыми зубастыми мордами походили бы на гиен, если бы не похватали на бегу с земли когтистыми руками жердины от порушенной изгороди. Ещё пяток мелких существ, похожих на помесь детей и полосатых хорьков, пищали до невозможности противно, таща камни. Замыкал шествие двуногий крокодил, ковыляющий на коротких, кривых и мясистых ногах. Существо было вдвое тяжелее обычного человека, а достающие до колен руки тут же оторвали от обгорелого дома большую балку, её чудище закинуло на плечо и побежало вразвалку следом за остальными выродками. Не знаю, для чего такие существа нужны, но гиены с дружным воем и хохотом забили жердями моего мертвеца до состояния бесполезного студня за считаную минуту.

Рыцарь громко засмеялся, а потом подошёл к синейцу и схватил того за косу. Желтолицый был на голову ниже белобрысого безумца, и сейчас показалось, что светоносный воин поднял погонщика чудищ над землёй, так как тот взвыл от боли и быстро-быстро что-то затараторил на своём языке.

Раскрытая ладонь светоносного воина сделала широкую дугу, показывая на прилегающую к деревне местность.

— Они спустят на наши поиски этих тварей, — быстро произнёс я и потянул за руку успевшую одеться Таколю. — Уходим к схрону.

Мы побежали, а за спиной раздался громкий противный свист.

Мы убегали. Убегали под безразличным взглядом солнечного бога, которому было плевать на копошащихся грязи людей, зверей и прочих тварей. Он никогда не пачкал ноги, копыта коней и колёса своей пылающей колесницы о земную твердь, и лишь изредка спускался поглядеть на жалкие потуги великих героев, мудрейших жрецов и прославленных царей возвыситься над простыми смертными.

Божество горделиво мчалось по небу, а видневшийся порой в прогалинах между деревьями горизонт темнел, вздымаясь чёрными тучами. Время от времени до нас доносились раскаты далёкого грома, предвещая грозу. Верхушки деревьев начинали шуметь, раскачиваемые поднимающимся ветром, пахнущим сыростью.

Мы убегали, а под ногами скрипела галька, шелестела трава и взмывали вверх испуганные насекомые. Жёсткие кустарники норовили поцарапать лицо и руки, а то и вовсе метили в глаза. Противный свист синейского погонщика давно прекратился, но это не значило, что твари оставили погоню, они просто искали нас молча, как и подобает хищникам.

— Гаспадин, я больше не могу, — прокричала задыхающаяся Тако́ля, когда мы миновали две трети пути, и остановилась, переводя дыхание.

Мне и самому было тяжело, а про северянку и говорить нечего. Девушка не привыкла к такому долгому бегу. Лицо её покраснело, а грудь поднималась и опускалась в такт частому осипшему дыханию.

— Сейчас соберёмся с силами, — сплёвывая вязкую слюну, произнёс я, — и побежим дальше.

— Я не могу, — простонала северянка и упала на колени.

— Ты должна, иначе умрёшь! — повысил я голос.

— Я не могу, — переходя на сдавленный плач, ответила девушка. — Я всё лавно сдохну. Воин света никогда не выпускает свою добычу из лап. Он нас убьёт.

— Заткнись, — процедил я. — Пусть он хоть трижды воин света. Я воин великой бездны, где свет не имеет власти. И мы прикончим его.

Тако́ля тоскливо поглядела на меня и попыталась встать, что у неё не получилось. Был соблазн приказать одному из мертвецов, бегущих нам вслед, взять девушку на руки, но если нежить споткнётся о камни или нырнёт в овраг со своей хрупкой ношей, то у северянки живого места не останется, и потому она должна идти сама.

Я подал рабыне руку, но девушка не успела за неё схватиться, так как я выпрямился и обернулся. В виске коротко кольнуло эхо разрываемой погоней сторожевой тенёты, а следом донёсся звук от сработавшей ловушки, в которой заложена чаша с гремучей пылью. Это значит, на наш след уже напали. Несколькими секундами позже кольнуло ещё раз, но уже от другой паутинки. И это не ветка, обломанная порывами ветра, это именно враг, он шёл по пятам, и шёл очень уверенно.

— Принимаем бой здесь, — процедил я, закрывая глаза и созывая подвластную мне тьму.

И пусть она прокатится по мне чёрной волной, забирая с собой, я выиграю время для бегства девушки.

— Мы не сплавимся с лы́ цалем, — испуганно произнесла Тако́ля, глядя в заросли, из которых мы вышли.

— А это и не рыцарь, — с усмешкой сплюнул я на землю, — это всего лишь синейские шавки.

У северянки дёрнулись в едва заметной улыбке уголки губ, и она поднялась с земли с тем, чтобы снова едва не упасть. Её ноги затряслись, а губы дрожали, но в глазах поселилась искорка надежды.

Знала бы моя рабыня, что я сам не так уверен в исходе схватки, но отступать тоже устал, и сейчас просто подбадривал спутницу бравадой. После раздачи неслышимых приказов семь мертвецов вышли из зарослей и обступили нас, создавая простейшее защитное построение. Гребцы, дозорные и контрабандисты стояли с остекленевшими глазами в ожидании своей участи, держа в руках луки, копья и мечи, а я стиснул кулак. Сейчас придётся использовать все мои умения разом, даже если это вывернет меня наизнанку, но иначе ничего не поучится. Нужно показать им, что я настоящий некромант шестого пограничного легиона, а легионеры бывшими не бывают.

Я стоял и ждал, когда противник оборвёт третью сторожевую паутинку. Во рту после долгого бега стоял привкус крови, и кололо бок.

Я стоял и ждал, а по камням и листьям начали стучать первые тяжёлые капли дождя. Капли падали на руки, лицо и спину и стекали по волосам мокрыми слизнями. Туника потихоньку становилась тяжёлой и холодной.

— Кап-кап-кап, — собирался с силами дождь.

Я стоял и стискивал в руке столь привычный гладиус, дарующий уверенность в своих силах, и сердце в груди билось часто и сильно, словно боевые барабаны.

— Тук. Тук. Тук.

А стук капель быстро слился в единый шум, да и сами они теперь падали сплошной холодной стеной.

— Ш-ш-ш-ш-ш! — шумел ливень, рождая пока ещё тонкие ручейки, поднимающие и уносящие мокрые листочки, и ветер, гнувший ветви деревьев и хватающий нас за волосы и туники, внезапно ушёл, оставив нас во власти водной стихии.